— Надо нам с тобой взять оставшуюся волю в кулак и притормозить хотя бы на месяц, еще лучше на два, — говорил сморщившийся после очередного стакана Сережа, так и не притронувшись ни разу к хлебу с огурцами.

— А в идеале совсем перейти на диетический кефир, — ухмылялся в ответ Стасик, терзаемый приступом икоты.

— Зря смеешься, — спокойно продолжал безработный фотограф, интеллигентно поправляя очки. — Перед тем, как тебе появиться, кодла местных киряльщиков постоянно несла потери. Уходили в иной мир, в основном, от отравления суррогатами, иногда захлебывались во сне собственной блевотиной, задыхались дымом подпаленного непотушенной сигаретой матраса. Раз у кого-то на хате вспыхнула драка, переросшая в поножовщину со смертельным исходом. Один весельчак, вернувшись домой с наших посиделок, удавился в ванной, а другой даже до дома не добрался — упал по дороге к родному порогу, уснул и околел морозной мартовской ночью. И это только за те несколько месяцев, как я стал одним из них.

На минуту в кухне воцарилась напряженная тишина, нарушаемая лишь монотонными звуками разбивающихся о дно раковины капель из подтекающего крана.

— Честно говоря, я теперь даже не знаю, как остановиться, — наконец нарушил гробовое молчание Станислав, ловко капая в сдвинутые посреди стола стаканы. — Меня утром еле-еле хватает часа на три — задыхаюсь, потею, дрожу, вздрагиваю от малейшего шороха. Чувства обостряются до предела. От запахов мутит, звуки бьют по ушам, лучик света слепит, даже половое желание может внезапно накрыть, настолько организм взбудоражен и сбит с толку отсутствием привычной дозы. Приходится принимать, чтобы не поймать «белочку» или сдохнуть. Психоз ведь в первые дни воздержания случается, насколько я знаю.

Далее хозяин в общих чертах обрисовал своему гостю содержание мучивших его ночами кошмаров, на что тот, понимающе покачав головой, ухмыльнулся, после чего со знанием дела, словно опытный врач-нарколог изрек:

— Подобные сновидения входят в полный набор алкогольных «удовольствий» и преследуют каждого подсевшего на стакан запойного. Причем, их интенсивность гораздо выше у впечатлительных натур с воспалившимся от пьянства и без того буйным воображением. В приступе белой горячки допившиеся бедолаги начинают видеть похожие ужасы уже наяву, поэтому кричат, бегают, прячутся, иногда пытаются причинить вред себе или окружающим. Букет страшилок всегда примерно один и тот же: чудовища, преследование, война, стихийное бедствие, мерзкие насекомые. Может померещится призрак умершего знакомого, изрыгающий угрозы или собственный двойник, прилюдно творящий постыдные вещи. Иногда появляется вежливый человек, хотя он скорее из другой оперы.

— Что за вежливый человек? — поинтересовался Стасик, чокнулся со стоящим на столе стаканом гостя и, выдохнув в сторону, влил в себя содержимое своего стеклянного сосуда.

— Я сам толком не знаю, слышал только от приятелей-алконавтов байку, что он видится некоторым незадолго до приступа белой горячки под видом постоянно ускользающего типа. Обычно призрак тактичен, любезен и самое главное встретивший его абсолютно уверен в давнем с ним знакомстве, вот только никак не может вспомнить, кто этот фрукт конкретно и при каких обстоятельствах они когда-то пересекались. Расспросить же его самого невозможно, так как вежливый человек находит тысячу и одну возможность поскорее улизнуть из вида после очередного краткого появления, оставляя вопросы, недоумение и догадки, которые принимают навязчивый характер. В любом случае столкновение с этим типом ничего хорошего не сулит, зато свидетельствует о начале галлюцинаций и предвещает скорую развязку, чего сам допившийся не осознает до последнего, — закончил Сергей, поднимая свой стакан.

— Прямо легенда о «Летучем голландце», встреча с которым грозила морякам всевозможными бедами, — улыбнулся разомлевший хозяин, дал гостю одним глотком принять очередные миллилитры и сразу же протянул ему пупырчатый огурчик. — Я как раз прошлым утром смотрел передачу о нем одним глазом, пытаясь хоть как-нибудь отвлечься и дотянуть до полуденной опохмелки. И в книжках корабль-призрак часто упоминается…

— Вот лучше их читай, чем телепередачами мозги засорять, — посоветовал Сережа, хрустя соленым овощем. — Знаешь, я сейчас совсем по-иному воспринимаю давно знакомые произведения писателей, в которых они через выведенных героев изливают свои алкогольные переживания, всецело проникаюсь ими, когда перечитываю. Подмечаю нюансы и улавливаю глубокий смысл даже там, где ранее видел лишь желание автора рассмешить читателя описаниями конфузных историй, куда попадают нелепые пьяницы во время своих злоключений. Я тебе обязательно принесу какую-нибудь подобную книгу. Поверь, ты сам удивишься. Только смотри, не закапай ее своими огуречным рассолом!

Лицо книгочея растянулось в добродушной улыбке, отчего у Стасика потеплело на душе. Ему было легко и комфортно рядом с очкастым собутыльником, словно в обществе старого мудрого друга, способного одним своим присутствием развеять мысли о навалившихся невзгодах. Его ничего особенного не значащие слова, сказанные негромким ровным голосом, стоили куда больше, чем вся компания забулдыг с их вечным бессмысленным трепом, однако по иронии судьбы объявился он именно в ней.

— Какого черта умные люди, как эти писатели, вообще начинают пить, если заранее знают о пагубных последствиях своей затеи? — философски вопрошал Стас заплетающимся языком, поборов в конце концов икоту продолжительными задержками дыхания.

— А мы с тобой разве глупые? — блеснув линзами очков, усмехнулся Сергей. — Ну а если серьезно, я сам не устаю поражаться столь парадоксальному факту. Один мой знакомый, ужаснувшись тому, что творил по пьяни, твердо решил «зашиться». Неделю не брал в рот, пошел на прием к наркологу как стеклышко трезвый и без проблем получил добро на применение препарата Эспераль. А всего через месяц-полтора после того, как хирург имплантировал лекарственное средство ему в ягодицу, напоролся до поросячьего визга. Хорошо, хоть жив остался, но после первых рюмок мучился ужасно — кожа пошла лиловыми пятнами, нестерпимо чесалась, тело горело, температура под сорок, давление, удушье… Я долго допытывался у своего далеко неглупого приятеля, что за веская причина заставила его вновь начать пить, несмотря на опасность для жизни, но получал в ответ лишь пожимание плечами, сопровождающееся загадочными для меня фразами: «Шут его знает», «Сам не понимаю», «Сложно сказать». Но в самом конце нашего разговора, когда языки от пивных литров окончательно развязались, он сказал как на духу: «Понимаешь, я совсем разучился радоваться жизни без спиртного, а по-настоящему осознал это, только когда «зашился». Меня съедала жгучая зависть и злоба на весь мир при виде резвящихся под хмельком друзей, поэтому нахождение в привычных компаниях сделалось настоящей пыткой. В конце концов жажда вновь стать прежним весельчаком, вернуть состояние пьяного задора и его волнующее предвкушение, пересилила страх смерти вместе с прочими страшилками, вроде паралича или импотенции. Ведь в трезвом состоянии я и так ощущал себя мертвецом посреди буйного