Однако никакие игрушки не могли заставить их позабыть о том, что путь на террасу закрыт. Они то и дело подходили к двери и тыкались носами в проволоку.

Как-то вечером мы сидели на террасе с друзьями за рюмкой вина. Наше оживление привлекло львят, но они вели себя на диво скромно, не терлись носом о проволоку и вообще держались на почтительном расстоянии от двери. С чего это они вдруг такие смирные? Я поднялась с места, чтобы посмотреть, в чем дело, и, к своему ужасу, увидела на ступеньках большую плюющуюся кобру. Не обращая внимания ни на львят, ни на нас, змея ползла куда-то по своим делам. Прежде чем мы успели схватить ружье, она уже скрылась.

Но ни загородки, ни змеи, ни запреты не могли удержать Люстику от попыток пробраться в дом. Она проверяла все двери и быстро научилась нажимать и поворачивать дверные ручки. Только задвижки принудили ее сдаться. Да и то однажды я увидела, как она пыталась отодвинуть задвижку зубами! Застигнутая врасплох, проказница в отместку сорвала с веревки выстиранное белье и утащила его в буш.[3]

Когда львятам исполнилось три месяца, зубы у них выросли и окрепли так, что им можно было уже давать мясо. Я резала его на мелкие кусочки, чтобы оно напоминало пищу, которую они получали бы от матери. Много дней львята отказывались притронуться к мясу, гримасничали. Наконец Люстика попробовала новую еду и осталась довольна. Глядя на нее, решились и сестры. С этого дня каждая трапеза сопровождалась потасовкой. Бедняжке Эльсе, которая по-прежнему была самой слабой, почти ничего не доставалось. Тогда я стала приберегать для нее вкусные кусочки и во время кормежки брала ее на руки. Эльсе это очень нравилось. Она мотала головой и жмурилась от удовольствия. Потом брала в рот мой большой палец и передними лапами мяла мне запястье — движение, которым детеныши выжимают молоко из сосков матери. Так зародилась наша нежная дружба. Часто кормежка превращалась в игру, и мне всегда было весело с этими зверятами.

Они были порядочные лентяи. Улягутся удобно — и не сдвинешь. Даже ради самой вкусной мозговой косточки не встанут, а просто подкатятся к ней. Особенно им нравилось, когда я держала кость так, что можно было сосать ее, лежа на спине кверху лапами.

Вылазки в буш часто сопровождались приключениями. Однажды утром я пошла проверить, как подействует на львят глистогонное средство. Они спали недалеко от дома. Вдруг я заметила колонну черных муравьев. Передовые уже подбирались к моим малышам. А надо сказать, что у этих муравьев мощные челюсти и они ни перед чем не отступают. Я уже хотела разбудить львят, но тут колонна свернула в сторону.

А минутой позже малыши сами проснулись, так как мимо проходила пятерка ослов. Львята впервые видели таких крупных животных, но с присущей львам отвагой тотчас ринулись в атаку. Первый успех вскружил им голову, и, когда через несколько дней к нашему дому подошел караван из сорока ослов и мулов, три маленьких львенка обратили всю эту кавалькаду в бегство.

В пять месяцев львята чувствовали себя превосходно и крепли с каждым днем. Жили они на воле и только ночью спали за оградой из камней и песка в своей конуре. Без ограды нельзя было обойтись: ведь вокруг нашего дома бродили дикие львы, гиены, шакалы и слоны.

Чем ближе мы узнавали наших львят, тем сильнее привязывались к ним. Нам трудно было смириться с мыслью, что нельзя навсегда оставить себе всю троицу. Но, как ни печально, с двумя львятами придется расстаться. Лучше всего с самыми рослыми. Они не так зависели от нас, как Эльса, и всегда держались вместе. Наши африканские бои одобрили этот выбор. Когда мы спросили, какого львенка оставить, они в один голос ответили:

— Самого маленького!

Когда Эльса останется одна, будет легче приучить ее не только жить с нами в Исиоло, но и выезжать в сафари.

Большую и Люстику мы устроили в роттердамский зоопарк Блидорп. Они должны были лететь туда самолетом.

До аэродрома в Найроби было почти триста километров, и мы стали заранее приучать львят к автомашине, каждый день вывозя их на полуторке с оплетенным проволокой кузовом. И даже кормили их в машине, чтобы получше освоились. А в последний день положили на дно кузова мешки с песком.

Когда мы двинулись в путь, Эльса побежала следом по дороге, потом остановилась и печальным взглядом проводила машину, увозившую ее сестер. Я сидела с ними в кузове. Полагая, что мне в дороге достанется не одна царапина, я захватила с собой все для перевязки. Но мои предосторожности оказались излишними. Первый час львята еще волновались, но потом притихли и улеглись на мешках, обняв меня лапами. Трудно представить себе большую доверчивость. Так мы ехали одиннадцать часов и только дважды останавливались из-за прокола шин.

И вот мы в Найроби. Львята смотрели на меня широко открытыми глазами, словно вопрошая, что означают все эти незнакомые звуки и запахи. А затем самолет навсегда увез их из родной страны.

Через несколько дней мы получили телеграмму: наши львята благополучно прибыли в Голландию. Три года спустя я навестила их. Они встретили меня любезно, разрешили даже погладить, но не узнали. Им жилось хорошо, и я только радовалась, что они, судя по всему, не помнят своего привольного детства.

От Джорджа я узнала, что все время, пока я была в Найроби, Эльса нервничала и ни на минуту не расставалась с ним. Ходила за ним как тень, сидела под его письменным столом, когда он работал, ночью спала в его постели. Каждый вечер он выводил ее на прогулку, но в тот день, когда я должна была вернуться, Эльса отказалась гулять. Она села посреди дороги, собираясь ждать меня, и ни за что не хотела уходить. Неужели знала, что я приеду? Если это так, на каком же инстинкте было основано ее предчувствие? Трудно, а то и вовсе невозможно объяснить такие вещи.

Эльса встретила меня восторженно, но мне было больно глядеть, как она всюду ищет своих сестер. Много дней она звала их, вглядываясь в буш, и неотступно ходила за нами, точно боялась, что и мы ее бросим. Чтобы успокоить Эльсу, мы разрешили ей пожить в доме. Львенок спал с нами на кровати, и мы нередко просыпались оттого, что он лизал нас своим шершавым языком.

При первой возможности мы захватили Эльсу с собой в сафари, чтобы отвлечь от поисков и переживаний. К счастью, сафари пришлось ей по вкусу. Как и мы, она отлично чувствовала себя в походе.

Грузовик, на который мы укладывали свою постель и другие мягкие вещи, вполне устраивал Эльсу. Лежать ей было очень удобно, и она видела все, что делалось кругом.

Мы разбили лагерь на крутых берегах Васо-Ньиро, среди зарослей зонтичной акации и пальмы дум. В засушливую пору обмелевшая река лениво несет свои воды к болоту Лориан, образуя в пути несколько стремнин и множество глубоких заводей, изобилующих рыбой.

Недалеко от лагеря подымались каменистые гряды. Эльса рыскала по расщелинам и скалам, потом взбиралась на какой-нибудь утес, с которого открывался вид на буш. Вечером лучи заходящего солнца окрашивали весь край в теплые тона, и Эльса сливалась с рыжими скалами.