Письмо не заполнило пустоту в душе, саднившую так, будто удалили жизненно важный орган, но что-то все-таки произошло. Впервые за несколько месяцев он ждал следующего дня. Она ведь вправду так сказала? Что напишет еще? Вообразив, как завтра очередной голубой конверт скользнет в щель для писем и газет на входной двери, Люк почувствовал что-то, похожее на радость. Он сжал обрывок бумаги и выдохнул:

— Спасибо!

Клейтон проснулся еще до рассвета. Люк утянул его к себе в постель и включил мультики. Сын посидел спокойно минут двадцать, потом начались капризы.

— Папа, принеси, пожалуйста, молока!

Натали настаивала, чтобы дети просили вежливо. Похоже, он пытался поддерживать жизнь по ее стандартам.

— Ну, па, принеси молочка, пожалуйста! — Глаза у малыша стали как блюдца. Разве можно отказать?

Люк сходил туда-сюда три раза. В спальнях Уилла и Мэй по-прежнему было тихо. Время близилось к одиннадцати. Интересно, надо ли их будить? Может, пусть себе спят целый день?

Люк прошлепал к лестнице и заметил на полу, у входа, среди почты голубой конверт. Дыхание перехватило. Рука скользнула в карман, нащупывая письмо, найденное накануне. Все еще там. Одного письма было бы вполне достаточно. Точнее, он так думал, пока не увидел новое, наполовину скрытое под счетами и открытками с соболезнованиями. Снова весточка от Натали, капля утешения?

Босые ступни шлепали по деревянным половицам. Через высокие и узкие дверные оконца в холл лился яркий солнечный свет, отражавшийся от пушистых сугробов, будто сделанных из пудры. Люк приставил козырьком ко лбу ладонь, второй рукой полез в бумаги и вытянул письмо от Натали.

На конверте значилось его имя. На этот раз был указан их адрес, нашелся и почтовый штамп. На штемпеле стояло: «Фармингтон-Хиллз, Мичиган». Люк перевернул письмо. На обороте жирными буквами было написано «День 2». Даже не пытаясь действовать аккуратно, он разорвал конверт. Очередной сложенный вдвое листок с бахромой вдоль края.

Времени на чтение немного — Клейтон вот-вот заметит, что отца нет. К тому же скоро проснутся Мэй с Уиллом.

Натали была права: говорить детям о письмах пока не стоило. Люку не хотелось показывать эти письма, он сам не знал, почему. Больше всего на свете он любил оставаться вдвоем с Натали, когда дети уже спали, и болтать с ней обо всем на свете. Как он теперь без нее?

Люк перевернул страницу. Может, она еще что-нибудь написала? Но там был только рецепт. Вроде бы довольно простой. В последние несколько недель в доме постоянно крутились люди, они готовили детям или оставляли готовую еду в пластиковых контейнерах. Сам Люк почти не ел. Последние три месяца он питался в основном хлопьями из коробки, макаронами с сыром, бананами и морковью, чтобы Натали видела, будто он по-прежнему пытается вести здоровый образ жизни. Теперь надо заботиться о том, чтобы дети ели три раза в день, причем нормальную еду.

— Папа! Молока! — завопил Клейтон из спальни, и вопль эхом разнесся по дому. Очень вежливая просьба.

Наверху распахнулась дверь.

— Папа, Клейтон кричит! А я вообще-то поспать планировал… — Уилл лениво тянул слова. Интересно, во сколько он вчера лег?

— Сейчас принесу ему молока, а потом приготовлю завтрак. Как насчет блинчиков?

Люк свернул письмо и сунул в карман к предыдущему. Уилл перегнулся через перила, волосы спросонья торчали иголками — модная прическа. Как он похож на маму — даже чуть шепелявит, как она, когда устал или расстроен… Раньше Люк немного досадовал, что сын больше похож на Натали, чем на него; теперь же был рад этому. Пусть все трое напоминают ее, так он меньше скучал.

— Папа, ты ведь не умеешь печь блины!

— Ничего, попробую. — Люк поднялся по лестнице и опустил руку на плечо сыну. — Я все-таки инженер. Если уж конструирую телефоны размером с кредитку, то с простым рецептом как-нибудь управлюсь.

* * *

Пока Люк разыскал все ингредиенты из списка Натали, настал полдень. Уилл отчаялся дождаться блинчиков и в полдвенадцатого съел миску хлопьев, а затем пошел к себе в комнату. Зато Мэй набралась терпения. Заслышав шум на кухне, она поклялась, что не проглотит ни кусочка, пока на нее не глянет улыбающаяся блинная рожица. Люк был тронут ее преданностью, но опасался, что бедный ребенок умрет с голоду, не дождавшись, когда первый свежеиспеченный блин хлопнется на тарелку.

Нахмурившись, он смотрел на комковатую мешанину из молока, уксуса, яиц и топленого масла. Согласно указаниям Натали, нужно было влить это в муку и еще раз размешать. Если он ничего не напутал. Люк собрался вбухать грязно-белый раствор в миску с мукой, и тут зажужжала дверь гаража.

— Эй, Ричардсоны! Вы дома? Я ждала-ждала, чтобы прийти попозже, еле вытерпела! — крикнула Энни.

В последние три месяца Энни являлась каждый день в полдевятого утра. Сперва она притворялась, будто решила заскочить во время утренней пробежки, однако в декабре выпал снег, и она стала заезжать на машине. Люк с Натали притворились, будто не заметили. Потом Натали совсем обессилела и перестала вставать с постели, тогда и назвала Энни код от гаражной двери. Похоже, утренние визиты со смертью Натали не прекратятся…

Энни появилась на пороге в длинном зимнем пальто, на плечах лежал снег.

— Ну и мороз!

Отлично. Настоящий живой человек. Люк глянул на футболку — вроде бы прикрывает треники «с дырками на заднице», которые ввергали в священный ужас мать Натали. Уилл с Мэй смотрелись не лучше. Забыл попросить их переодеться и причесаться… Клейтон дремал на диване, обожравшись леденцов; пижама в самолетиках была заляпана цветными сладкими каплями.

— Энни! — Мэй подхватилась с дивана перед телевизором и ринулась к ней, едва не снеся перегородку между гостиной и кухней. Она все еще бродила по дому в ночной рубашке, кудрявые волосы одуванчиком пушились вокруг лба. Да, дети не в лучшем виде. Впрочем, Энни поймет.