хоть иногда отдыхал. Её одну я видел в эти дни. Она была приветлива и нежна, словно ангел, что оберегает лицо души от ужасов плоти.

И под чарами сияющих глаз я, потеряв всякую застенчивость, спросил:

— Как вам удаётся быть такими счастливыми?

— Что вы, так было не всегда. Всё было совсем иначе, пока не грянуло несчастье. Пожар и отчаяние. В тот день мы потеряли не только лицо моего мужа, но и нашего сына. — её лицо потеряло улыбку, а глаза на секунду потухли. — Ничего. — тихо произнесла она. — Не скажу, что было просто. Он настаивал на моем отъезде, не хотел тянуть меня в пучину. А что я? Разве я могла? Люди любят не лицо, не руки и не тело, а то, что внутри, а это осталось у моего мужа таким, как прежде. Пережить утрату сложно, но лишь тепло родного человека способно растопить любое горе.

— Вы прекрасны. Никогда бы не подумал, что встречу такую, как вы. Я бы с радостью похитил вас, не будь так благодарен вашему мужу. — к счастью, она засмеялась.

— Вы не найдёте то, что ищете, нигде.

— По-вашему, я обречён?

— На самом деле, никто не обречён. Но вы должны искать покой в себе.

— Ваш муж, кажется, не справился бы без вас.

— Кто знает. Порой вместе легче, порой нет. Но пока вы сами не откроете глаза, никто не покажет вам мир таким, какой он есть.

Её слова меня ранили. Я был слишком слаб и глуп, чтобы понять её, ибо искать что-то в себе гораздо сложнее, чем где-либо. Нет карты, нет помощи, а на кону счастье всей жизни, и, кто бы сказал, что это такое. Но когда я видел, как она смотрела на своего любимого, в груди что-то растекалось, что-то тёплое то ли зависть, то ли умиление.

Её муж очерствел вместе со своим лицом, но этот человек не был уродлив, им был я. В чём бОльшая трагедия, родиться безобразным и никогда не знать иного пути, или иметь и потерять? Я искал уродство, а нашёл красоту, и смотреть на неё оказалось гораздо сложнее…

Без прощаний и благодарностей я оставил их как-то ночью, прихватив только свои вещи. Многое хотелось сказать, но слов я не нашёл, впрочем, думаю, они и без них понимали, на сколько я мог быть признателен.

И на рассвете я навсегда покинул деревню, оставив лишь вспаханное поле и свою маску.