что очень проголодался. Хозяйка разлила чай по чашкам. Емеля поставил на стол вазу с малиновым вареньем. В предвкушении приятного чаепития, я взял с тарелки ближайший колобок и уже собирался надкусить его, как кто-то спросил:

— Ну что, так и съешь? И имени не спросишь?

Я отодвинул колобок ото рта и увидел, как он ехидно ухмыляется.

— Чего глаза таращишь? Ешь, только зубы не сломай.

С этими словами колобок озорно подмигнул, так что я поперхнулся.

— Да не обращайте внимания, — добродушно захлопотала хозяйка. — Врёт он всё. Вы же сами видели, что он только что из печи. Свежий.

И обращаясь к колобку, забранила его:

— Что же ты, кусок теста, меня как хозяйку позоришь? Только что из печи, а всё туда же, — и, повернувшись ко мне, продолжила — Кушайте, кушайте. Не обращайте внимания.

— Как это «не обращайте внимания»?! Я что, права голоса не имею? — возмутился колобок. — Меня в рот отправляют, и я же молчи! Я что вам устрица бессловесная?

— Что же ты человеку аппетит перебиваешь, — заступился за меня Емельян, — оратор ты печёный.

— Попрошу без оскорблений! — не унимался колобок.

— Пускай немного остынет, — попытался я остановить препирательства и, боясь обидеть кого-либо.

— Этот если уж завёлся, то нескоро остынет, — огорченно ответила хозяйка.

Так мы сидели за чаем, неторопливо разговаривая, и я был очень рад, что из варенья не выскакивают ягодки и не заявляют о своём праве голоса.

Время шло. Пора было уходить, о чём я и сказал хозяйке.

— Ой, да куда ж вы? Посидели бы ещё, — засуетилась она.

— Спасибо вам большое за гостеприимство, но мне пора. И так уж засиделся.

— Да, что там! А то скоро Емеля поедет к дядьке Егорычу, так он вас подкинет.

— Нет, нет, спасибо! — поблагодарил я. — Поедет? А, извините, на чём? Просто из любопытства. Гаража у вас что-то не заметил.

— Как на чём? — вступил в разговор Емеля. — А печь? И дёшево, и природу не портит.

Устав удивляться, ещё раз поблагодарил хозяйку. И вдруг, словно опомнившись, спросил.

— Извините, а я ведь так и не спросил, как вас зовут?

— Как зовут? По паспорту Ядвига Ивановна, а если по-простому так просто — бабушка Яга, — довольная, засмущалась хозяйка.

Слова застряли у меня в горле, а она продолжила:

— Жаль, что вы с Емелей не поедете, а то бы с дядькой его познакомились, Егорычем. Хороший мужик. Емеля в детстве прозвал его Горынычем, так он с тех пор на другое имя не откликается.

— Спасибо! Как-нибудь в другой раз, — заспешил я к выходу.

Уже выходя из ворот, заметил, в углу у сарая стояла старая бадья, а может ступа. Я шёл быстрым шагом, стараясь как можно быстрее уйти от этого дома. Говорящие колобки, баба Яга не укладывались в моей голове. Казалось, что сейчас по дороге пронесётся, обгоняя меня, печка на которой Емеля поедет к своему дядьке Горынычу. Собственно говоря, дорога уже кончилась, и я шёл опять по лесу. Отойдя подальше, огляделся и понял, что не знаю куда идти. На глаз определил направление. Точнее говоря, пошёл куда глаза глядят, вертя головой по сторонам в надежде увидеть хоть какую-нибудь знакомую примету.

— Эй, мужик, поаккуратней.

Голос раздался откуда-то снизу. Пригнувшись, увидел муравьёв. Они шли своей тропой, а я наступил и покалечил нескольких из них.

— Ой, простите, — извинился, понимая, что приключения ещё не кончились, — я нечаянно.

— Под ноги надо смотреть, — огрызнулись муравьи и, быстро соорудив носилки, взяли раненных.

От общей массы отделился небольшой отряд с носилками и пошёл в сторону. Мне захотелось проследить, куда же они пойдут. Теперь шёл осторожно, боясь наступить на… Впрочем, кто его знает, что там под ногами творится? Скорость муравьёв была для меня, естественно, медленной, к тому же постоянно боялся потерять их в траве.

— Что ищете? — вдруг услышал вкрадчивый голос.

— Нет, здесь муравьи, — ответил я, оборачиваясь. Рыжая лиса удивлённо смотрела на меня.

— Эка невидаль, муравьи, — ухмыльнулась она.

— Да тут нечаянно наступил на них. Теперь они несут куда-то раненых, — сам себе удивляясь, продолжал разговор.

— Ясно, куда. К ветеринару, — посочувствовала лиса, — в лесу поосторожней надо.

— Ну, так я же перед ними уже извинился. А ветеринар далеко?

— Тут рядом один практикует. Недавно из Африки вернулся. На практику ездил. Ходит слух, что там он связался с пиратами, — принизив голос, продолжала лиса, и потом громко добавила, — хоть я в это и не верю. А, как врач, он очень даже ничего. Как-то по зиме волк хотел рыбкой побаловаться, ну и сунул хвост в прорубь, дурень, вместо удочки. Хвост примёрз, а бабки с палками тут как тут… В общем, если бы не доктор, то плохо было бы волку без хвоста. А так, бегает, как новенький.

— А волку самому такая мысль в голову пришла, или кто-то надоумил? — поинтересовался я.

Лиса подозрительно посмотрела на меня и перевела тему разговора.

— Я, между прочим, тоже к доктору иду. У меня, так сказать производственная травма.

— Что, оса укусила? — съехидничал я.

— Откуда вы знаете?

— Так, интуиция.

— Если вы не хотите тащиться за муравьями, то пойдёмте со мной.

Обойдя муравьёв, мы с лисой отправились к ветеринару. После моего замечания лиса стала осторожничать в рассказах. Однако она охотно поведала о жизни в лесу.

— Муравьёв, конечно, жалко. Жалко, что вы на них наступили. Но они тоже паразиты ещё те. Под зиму стрекоза, как-то задержалась с гастролей, а уже холодно, первый снег. Она и попросилась к ним отогреться. И что вы думаете? Пустили? Как бы не так. Допрос учинили. Где была? Что делала? А когда она с чистым сердцем рассказала о своих гастролях, о творческих поисках, они выкинули её на улицу.

— Да, да, — возбуждённо подтвердила неизвестно откуда взявшаяся стрекоза. — Я натура тонкая, артистическая! Я вся в искусстве! А они — мужланы. Они ничего не понимают в высших материях.

— Опять языком чешешь, — раздался снизу голос муравьёв. — А что ты в этом году к зиме приготовила? Или опять будешь по морозцу под дверью умолять?

— Я же говорила! Мужланы! Мужланы! — и с этими словами стрекоза умчалась прочь.

Посмотрев с улыбкой стрекозе в след, я заметил, что лес стал как-то оживлённее. Ещё никого толком не было видно, но общее присутствие уже ощущалось. Заметил, что невдалеке на дереве сидела ворона, и сказал об этом лисе.

— А, эта раззява, — ехидно проговорила она, недоверчиво скосив на меня взгляд, — как-то по случаю ухватила сыр. Кусок большой такой. Ну и почти сразу проворонила его. Впрочем, мы уже пришли.

Мы подошли