Она как раз заканчивала, когда из коридора донесся звук раскрывшихся дверей лифта. Фейт занервничала и начала лихорадочно продумывать варианты своего поведения при встрече с боссом.

Прежде чем пройти к себе, Говард скорее всего заглянет к ней, чтобы объяснить причину своего опоздания. Правильнее, видимо, будет, поздоровавшись, сразу перевести разговор на корреспонденцию, тем более что одно из писем содержало ряд вопросов, требовавших немедленного решения. Чем быстрее они перейдут к текущим делам, тем лучше.

Правда, у Говарда было обыкновение по понедельникам подробно расспрашивать, как Фейт провела выходные, чего сегодня ей очень хотелось избежать. О том, что случилось в эти выходные, Фейт даже думать было тяжело, не то что обсуждать с кем бы то ни было. И меньше всего ей хотелось разговаривать на эту тему с Говардом Харрисоном.

Когда дверь кабинета открылась, сердце Фейт на мгновение замерло. Ей и не требовалось смотреть на вошедшего: мысленным взором Фейт и так в мельчайших подробностях видела человека, с которым ей предстояло поздороваться спустя несколько секунд, постаравшись при этом сохранить всю возможную невозмутимость: высокий, мускулистый, полное обаяния волевое лицо, покрытое ровным загаром, приветливая улыбка, подчеркивающая чувственность красиво очерченного рта, и веселые огоньки в умных, проницательных и чуть насмешливых золотистых глазах. Седина, слегка посеребрившая темные густые вьющиеся волосы, придавала Говарду вид зрелый и солидный, хотя Фейт и знала, что боссу едва исполнилось тридцать четыре.

Фейт подозревала, что так же он будет выглядеть и через десять лет и даже через двадцать, и тогда заставляя радостно и тревожно трепетать сердца легкомысленных поклонниц. Мужская привлекательность босса в сочетании с его удивительным непостоянством всегда вызывала у Фейт легкое раздражение, за которое она сейчас ухватилась, словно за спасательный круг, поднимая глаза, чтобы наконец поздороваться.

Первое, что она увидела, был характерной формы сверток, и у Фейт от удивления на несколько секунд улетучились из головы все мысли, в том числе и относящиеся к событиям последнего злосчастного уик-энда.

Говард с ребенком на руках?!

С ребенком?!

Неожиданно в ее ушах снова зазвучал виноватый и неуверенный голое Льюка, сбивчиво объясняющего что-то об ответственности; об обязательствах, о мужском благородстве и о правах ребенка, о незавидной участи «воскресного» папы.

Говард Харрисон с ребенком на руках?

Не в силах произнести ни слова, потрясенная Фейт молча смотрела на босса.

Тот не выдержал первым.

– Ну, и как я тебе в роли счастливого отца? – ухмыляясь спросил Говард, явно довольный произведенным впечатлением.

Затем подошел к ее столу и бережно водрузил на него сверток.

– Очень хорошенький, весь в меня, правда?

На своем кресле на колесиках Фейт осторожно отъехала назад, затем встала и приблизилась к столу. Ребенок сладко спал, из-под тонкого легкого одеяльца виднелось только его действительно очень милое личико. Точно определить возраст младенца Фейт затруднялась, однако то, что перед ней не новорожденный, не сомневалась.

– Это… твой? – все еще не веря, выдавила она.

– Более-менее. – Говард ухмыльнулся еще шире, откровенно наслаждаясь ее удивлением.

Только теперь Фейт поняла, что ее разыгрывают.

– Поздравляю! – Она насмешливо изогнула брови. – А как к этому «более-менее» относится мама малыша?

– О-о-о! – Он шутливо погрозил ей пальцем. – Я давно подозревал, что ты не очень высокого мнения обо мне. И, между прочим, безо всяких на то оснований.

Как бы не так – «безо всяких оснований»! – возмутилась про себя Фейт.

Однако, сдержавшись, спокойно сказала:

– Прошу прощения. Твои личные дела меня, разумеется, никак не касаются.

– Мама Розалин верит мне безгранично, – торжественно изрек Говард.

– Как мило.

– Она знает, что может полностью на меня положиться.

– Разумеется. Рядом с тобой любая женщина чувствует себя как за каменной стеной.

Говард расхохотался.

– Теперь я вижу, что ты полностью оправилась. А вот в первый момент вид у тебя был обалдевший. По-моему, ты даже дар речи утратила.

– Тебе нравится, когда я теряю дар речи? – холодно спросила Фейт.

– А в чем тогда смысл хорошей шутки? – В глазах Говарда плясали веселые чертики.

Фейт промолчала.

Говард тяжело вздохнул и с сокрушенным видом покачал головой.

– Решила убить меня презрением. Обида до гроба?

Фейт продолжала молчать.

– Ладно, – сдался Говард. – Мама Розалин – моя сестра, Вайолетт. У нее сегодня все кувырком. Фред, мой зять, во время утренней пробежки подвернул ногу. Ей пришлось везти его в больницу, а меня на это время записали в няньки. Вайолетт заберет малышку, как только освободится.

До Фейт начало наконец доходить.

– Так это твоя племя-я-нница… – с непонятным ей самой облегчением протянула она.

– Совершенно верно. Кроме того, я ее крестный отец. – На лицо Говарда вернулась насмешливая улыбка. – Ты видишь перед собой почтенного семейного мужчину, моя дорогая.

Глядя на малышку, он некоторое время размышлял, затем снял сверток со стола и положил на диван.

– Здесь, пожалуй, будет надежнее. Не беспокойся, она очень тихая. Как уснула в машине, так и не пискнула ни разу.

Он собирается оставить ребенка со мной, поняла Фейт. Чувствуя, как к глазам снова подступают слезы, она молча смотрела на трогательно-беззащитное существо – плод любви мужчины и женщины, крошечное звено жизни, связывающее собой прошлое и будущее, вне зависимости от того, что по этому поводу думают родители. Крошечное звено, которое невозможно разорвать, – ребенок.

Только поэтому Льюк бросил меня, подумала Фейт. Только поэтому женится на другой. Все годы, что мы прожили вместе, – ничто по сравнению с ребенком.

Ребенок оправдал и объяснил все, в том числе – и измену. Ребенок, которого носила в себе хищница-блондинка… Ребенок, бывший частичкой Льюка, частичкой, без которой он не смог жить… И я не могу его за это винить, как бы больно мне сейчас ни было. У каждого ребенка есть право иметь отца.

– Сегодняшняя почта?

Фейт и не заметила, как Говард вернулся к ее столу и просматривал письма.

– Я возьму их, – сказал Говард, направляясь к своему кабинету. У самой двери он задержался и сделал жест рукой в сторону свертка. – В той сумке бутылочка с молочной смесью и несколько пеленок. Уверен, что ты справишься.

Вот так вот просто и непринужденно он перекладывает ответственность за ребенка на меня! Фейт снова почувствовала раздражение.