Разумеется, с самого начала слово взял я, изложив историю нашего с Савелием знакомства: как он подскочил к нам, едва мы оказались на перроне Женевского вокзала, как представился солистом балетной труппы театра «Снежинка» города Санкт-Петербурга, приглашенным для участия в фестивале «Богема» в Монтре, как дико обрадовался, узнав, что мы отправляемся туда же и немного ориентируемся на местности, чтобы без проблем добраться до этого таинственного Монтре – это слово Савелий произносил с восторженным придыханием.

Я достаточно подробно передал весь наш разговор, а точнее – бесконечный монолог Савелия в поезде и то, как парень плакался нам, что ему негде остановиться в Монтре, а в кармане – ни гроша. При этом я в очередной раз ощутил болезненные укусы совести, но комиссар, как классический европеец, активно поддержал наш здоровый эгоизм.

– Странный парень, – удивленно приподнял он свои густые брови. – О чем он думал, отправляясь на фестиваль? В первую очередь нужно было забронировать номер в каком-нибудь недорогом отеле.

Сами понимаете, я не стал читать полицейскому лекцию о том, что ежемесячного дохода среднего статистического россиянина не хватит даже на дорогу в Швейцарию, не говоря уже о бронировании номера в самом наискромнейшем отеле. Я просто без лишних эмоций выложил всю информацию, полученную нами от Савелия Уткина, включая совет его бывалого приятеля ночевать на скамейках набережной, после чего слово взяла доселе сладко зевавшая у меня под боком Соня.

– И, между прочим, этот Савелий стал самой настоящей звездой открытия фестиваля, – проговорила она, лениво похрустывая пальчиками, расправляя затекшие плечи. – Видели бы вы, комиссар, как он парил над сценой под волшебную музыку балета «Щелкунчик»! Настоящее чудо.

Комиссар с интересом посмотрел на нас, немедленно ухватившись за конкретный факт: труп танцевал партию из балета «Щелкунчик». «Щелкунчик»! – комиссар даже щелкнул пальцами, словно сделал великое открытие.

– Теперь понятно, почему убитый был столь странно одет. – Он укоризненно покачал головой. – А ведь я бывал на этом балете в детстве, а также, помнится, очень любил одноименный мультфильм. Стало быть, парень танцевал партию Щелкунчика, и на нем остался его костюм!

– И в руках у него был деревянный щелкунчик со вставленным орешком, – напомнил я. – Вряд ли у Савелия был такой щелкунчик, у него и багажа-то приличного не было. Скорее всего кто-то подарил ему эту игрушку после успешного выступления. И еще, – тут я чуть наклонился в сторону комиссара, – вы не могли бы назвать нам причину смерти Савелия? Он так странно выглядел…

Комиссар пару минут сверлил меня взглядом многозначительно прищуренных глаз. Я терпеливо ждал – ясное дело, возможно, полицейский думает, я специально задал этот вопрос, чтобы подчеркнуть свою невиновность: дескать, понятия не имею, как он был убит и прошу сообщить мне эту информацию.

Что бы там ни было, а размышления комиссара пришли к логическому завершению: зачем обижать вполне приличного русского туриста, если завтра полиция официально сообщит данную информацию родной прессе, так что уже к обеду газеты будут бурно обсуждать сенсационное убийство!

– Судмедэксперт еще не приступал к своей работе, он займется этим с утра, так что пока мы можем лишь делать предположения, – комиссар устало откинулся на спинку своего кресла. – И тем не менее я стопроцентно уверен, что наши предположения обязательно подтвердятся. Потому что по всем признакам погибшему был сделан укол препарата, который наша пресса окрестила «Волшебный сон» – изобретение доктора Оскара Плиса, который год назад подозревался в незаконном проведении эвтаназии. Это было шумное дело, так что, боюсь, теперь пресса дружно его вспомнит и начнет совать свой нос, куда не следует.

Только представив себе все возможные последствия сегодняшней ночи с трупом на скамейке, комиссар горестно вздохнул.

– Дело в том, что год назад мы получили анонимное послание о том, что доктор Плис провел незаконную эвтаназию по заказу богатого клиента. Естественно, мы предприняли ряд мер, но в конце концов все завершилось ничем: мы так и не смогли обвинить доктора Плиса в том, что он отправил на небеса по крайней мере одного клиента. Пузырек опасного препарата, рассчитанный на пять смертельных доз, бесследно исчез, а сам доктор немедленно сошел с ума. Анонимщика раскрыть не удалось, свидетелей не было ни одного, так что и само «дело» пришлось закрыть, так и не открыв официально…

Он покачал головой, словно заново переживая события годовалой давности.

– Самое неприятное, что на руках у нас не было ни одной улики, равно как у экспертов – ни намека на примерный состав препарата. Но таинственный анонимщик очень подробно описал единственную жертву эвтаназии доктора Плиса. По его словам, старик умер очень быстро, в течение каких-то пятнадцати минут, ощущая при том ни с чем не сравнимое блаженство, что отразилось на его лице – он беспрерывно улыбался и даже негромко смеялся; единственный отрицательный момент: с первых же минут губы старика стали черного цвета.

Еще один горестный вздох.

– Блаженная улыбка на лице и почерневшие губы – вот и все признаки использования «Волшебного сна», известные нам и всему миру, потому как наш анонимщик не поленился дубликат своего послания отправить в редакцию крупнейшей кантональной газеты «Женевские новости». Вся общественность достаточно бурно обсуждала сумасшедшего доктора и его таинственный препарат; в течение долгого времени случай каждой смерти в кантоне тщательно проверялся…

Комиссар глубоко вздохнул, потянувшись.

– И вот спустя год у нас появилась жертва первой из пяти порций пропавшего препарата – молодой человек, танцор балета из России… Согласитесь, не совсем понятно, какую цель преследовал убийца, ведь жертву здесь никто не знал. Самое же неприятное: чует мое сердце, теперь пресса поднимет шум в духе: «Кто – следующие четыре жертвы блаженной смерти?»

Только он произнес свою фразу, как мне припомнились недавние рассуждения Сони о счастливой атмосфере Монтре. «Елки-палки, а ведь смерть Савелия с блаженной улыбкой на лице вполне вписывается в стиль «райского зонтика Монтре» – счастливая смерть в счастливом городе!» – подумал я.

Между тем наш допрос был благополучно завершен. Подписав все протоколы, мы с Соней выразили комиссару наше душевное сочувствие и поддержку, после чего простились, с легким сердцем бегом отправившись в дом Мари Венсе – рухнуть в объятия сна.

Весна – время коротких ночей; не успеешь опустить голову на подушку, как тебя уже ласково будят проникающие сквозь тонкий занавес лучи ослепительного солнца, а птичьи хоралы исполняют роль благозвучного будильника, пропевая волшебные ноты и пассажи. И лучшим примером волшебства счастливых пробуждений были наши с Соней утренники в светлой спальне на втором этаже крошечного домика в Монтре с окнами, выходящими на восток.

Следующим днем после наших ночных приключений была суббота – выходной день, а потому сама хозяйка и ее сын Паскаль терпеливо ожидали нашего появления на террасе перед кухней домика. Оба пили кофе и обсуждали новость, которую принесла «сорока на хвосте», точнее – соседка Милли, проживавшая через три дома от них, державшая двух козочек, а потому снабжавшая по средам и субботам семейство Венсе козьим молоком и домашним сыром.