Наевшись по своей мере, напившись в свое удовольствие, каждый долгое время отрыгивал. Спустя некоторое время завязался разговор — чтоб лучше узнать друг друга.

— Мы, хабиру, — не племя и не народ, — сказал Шукрия. — Войти в дом хабиру может каждый, кто этого хочет и кто сможет стать членом одного из наших сообществ. Я не знаю, кто назвал нас «хабиру», но это название передается из уст в уста на протяжении многих поколений. Для одних хабиру — вечные запыленные странники, такие, как мы сейчас, — люди, которых можно встретить в пустыне и на дорогах — тут и там, повсюду. Среди нас много тех, кто ушел из родных мест по доброй воле, но немало и беглецов. Мы узнаём друг друга, но не относимся к какому-либо племени или народу. Мы родом из разных уголков мира и собираемся вместе, несомненно, по воле бога всех хабиру, имени которого не знает никто. Группами мы ходим по миру, освещенному богом-Солнцем, которого мы именуем Шамашем, и наша цель — жить в свое удовольствие, или, скорее, жить, удовлетворяя свои потребности. Здесь нас шестеро, но, без сомнения, придет день, когда мы расстанемся и вольемся в другие группы хабиру. Когда нас много, мы сильнее и можем лучше защитить свою жизнь в случае, если кому-то взбредет в голову на нас напасть во время наших бесконечных странствий.

Он замолчал, чтобы сделать глоток вина из нового бурдюка, принесенного Явой.

— Каждый из нас обладает определенными талантами и умениями, так что в случае необходимости мы выручаем друг друга, — продолжил он.

— Но что вы делаете в пустыне? — удивился Хети. — Разве вы идете не с юга? Зачем вы путешествуете по безлюдным землям, если вы не принадлежите к бедуинским племенам, ни к тем, что обосновались в Мадиане, ни к тем, что бродят по Сеире, которые вместе образуют племя шасу?

— Кажется, ты забыл, — отозвался его собеседник, — что на расстоянии двух дней пути отсюда к югу расположены медные рудники. Много лет назад их разрабатывали твои соотечественники, египтяне, но потом забросили. Сегодня там снова кипит работа… только теперь люди трудятся на царя гиксосов. Мы как-то узнали, что на рудниках нужны крепкие мужчины-рудокопы и те, кто умеет выплавлять медь и формовать ее в бруски. Эта работа мне знакома, поэтому год назад мы с товарищами пришли на рудники и нанялись на работу. Теперь, после двенадцати месяцев тяжелого труда, мы возвращаемся на север, в места куда более приветливые, чем эти. Работать в пустыне, на рудниках, ох как несладко! Не следует заниматься этим больше года. С другой стороны, такая работа хорошо оплачивается…

Он обернулся к Яве, юноше родом с острова Каптара.

— Ява, покажи ему наши сокровища.

Ява послушно встал и вернулся с корзиной, которую снял со спины осла. Из нее он извлек мотки сверкавших на солнце жестких нитей, похожих на золото.

— Смотри, — сказал он Хети, — эти нити — не что иное как плавленая медь. Ею мы можем оплатить любое свое желание, можем покупать себе любые удовольствия на протяжении многих месяцев. А когда она закончится, мы снова отправимся на поиски работы.

Увидев медные нити, Хети вспомнил, как они с матерью ходили на рынок в Шедете, Городе Крокодилов[6], где прошли его детские годы. Мать обменивала продукты — рыбу, уток, голубей и другую птицу, пойманную на болотах, — на вещи, необходимые в быту. Хети часто приходилось видеть, как многочисленные торговцы на лодках меняли товары, произведенные ремесленниками, — мелкие предметы мебели или украшения — на кусочки меди или даже серебра и золота. Эти кусочки отрезали и взвешивали на весах — таких же весах, как и те, на которых, по словам учителя Мерсебека, боги взвешивают сердце умершего, положив на одну чашу его, а на другую — перо Маат.

И все же Хети поразила мысль, что эти кусочки металла могут подарить своему обладателю, как говорили в его родном Египте, «множество посещений пивных домов»[7]. Но спросил он о другом:

— Скажи, а зачем в рудниках добывают медь? Чтобы потом обменивать такие вот мотки на продукты?

Шукрия указал рукой на кинжал Хети.

— Это оружие, которое тебе принадлежит…

Хети кивнул в знак согласия.

— Знаешь ли ты, из чего оно изготовлено?

На этот раз Хети покачал головой. Этого он не знал.

— Его лезвие изготовлено из бронзы — сплава меди с оловом, белым металлом, который привозят издалека. А Шареку, царю пастухов, нужно огромное количество меди. Она используется при изготовлении дверей и украшений дворцов, которые он приказал для себя построить, а также для изготовления бронзового оружия для его солдат. А солдат у него много, очень много. Поэтому он заказал в ханаанских городах много оружия. В его планы входит расширение своих владений на север, а особенно на юг — за счет завоевания земель Египта, твоей родины, Хети. Вот почему Шарек приказал возобновить работы на медных рудниках в Мадиане.

— Значит, он готовится к войне? — вздохнул Хети.

— По крайней мере, он хочет вооружить армию, — уточнил Шукрия и после паузы добавил: — Мысль, что твоя страна будет завоевана, тебя огорчает?

— Нет, я бы так не сказал, — ответил Хети, поднимая голову. — Дело в том, что я бежал из Египта. И мне нет дела до того, что царь пастухов завоюет долину. Если ему суждено одержать победу, то только потому, что царь, который правит Великим Городом Юга[8], оказался неспособным защитить свое царство. А значит, он не достоин быть его правителем.

— Твои слова истинны, — сказал вавилонянин Тарибатум. — Тот, кто не способен защитить свою собственность, не достоин ею владеть.

— Тарибатум, — вступил в разговор Келия, — сдается мне, что не нам судить о таких вещах. Послушать тебя, так выходит, что все мы оказались на краю земли, в пустыне, только потому, что не сумели защитить то малое, что у нас было? Разве ты сам не имел дом в Вавилоне? И не ты ли его потерял?

— Келия, мои слова истинны и применительно к нам. У меня действительно был дом, я держал трактир, и множество людей приходили туда, чтобы отведать моей стряпни и выпить в свое удовольствие. Но бог Мардук решил послать мне испытание. Моя жена влюбилась в мальчишку, который служил в моем трактире. Они наняли одного хитреца и сделали все, чтобы меня разорить. Я не знаю, как может на земле существовать такая несправедливость! Мой бог Мардук меня покинул, встав на сторону моих врагов, а я оказался в тюрьме за долги, которых не делал. После освобождения меня выдворили из города. Так я оказался среди хабиру.

Свой рассказ он закончил тяжелым вздохом.

— Каждый из нас, — сказал хуррит Келия, — может рассказать историю о несправедливости или гневе божества, вследствие чего он скитается теперь по пыльным дорогам этого мира. Но из всех нас не у тебя ли, Ява, больше всего оснований жаловаться на судьбу? У себя на родине ты ведь был сыном знатного человека, правителя одного из самых красивых городов твоего острова? И несмотря на это, не тебя ли украли пираты во время купания, а потом продали в рабство на рынке города Тира, что в Ханаане?