Питанием, надеюсь, вы меня обеспечите. А теперь я считаю, что и так уже слишком много сказала. Думаю, мне лучше было… нет, это, пожалуй, не сработало бы. – Она засмеялась. Смех у нее был мелодичным и журчащим. – Если бы я сказала, что читала о вас или видела вашу фотографию и вы меня очаровали и что я хочу побыть некоторое время возле вас и провести с вами восхитительную неделю, вы все равно мне не поверили бы.

– Ну, как сказать. Многие женщины именно такие чувства и испытывают ко мне, но они, к сожалению, не имеют возможности тратить с этой целью пятьдесят долларов в день.

– Но вы же слышали, я могу заплатить и больше. Столько, сколько вы сами скажете.

– Теперь я понимаю это. Итак, подведем итоги. Продолжаете ли вы упорно скрывать свое имя?

– Да.

– Тогда вам лучше говорить с мистером Вульфом, поменяв меня на него. – Я взглянул на часы. – Он спустится вниз через сорок пять минут. Я проведу вас наверх в вашу комнату и оставлю там. Как только я его увижу, то за него возьмусь. Поскольку никаких сведений о себе вы не желаете сообщать, мое вмешательство, возможно, будет и безнадежно. Но, может быть, мне все же удастся убедить его выслушать вас. Особенно если он увидит наличные. Иногда вид денег оказывает на людей нужное действие. Ну, скажем, триста пятьдесят долларов в неделю. Устраивает вас это? Конечно, сделка не считается заключенной, пока Вульф не даст на нее согласия.

Ее пальцы действовали быстро и аккуратно, когда отсчитывали семь новеньких пятидесятидолларовых банкнотов из пачки, которую она достала из своей сумочки.

Я видел, что там осталось их немало. Взяв у нее деньги, я положил их в карман, прошел в прихожую за чемоданом и шляпной картонкой и провел посетительницу наверх, двумя этажами выше. Дверь в комнату была открыта.

Я опустил на пол багаж, подошел к окну, поднял шторы и раскрыл окно настежь. Незнакомка вошла вслед за мной и немного постояла, оглядываясь.

– О, комната довольно большая, – сказала она с одобрением. – Я очень вам признательна за любезность, мистер Гудвин.

Я хмыкнул, так как совсем не был готов к тому, чтобы перейти с ней на откровенность. Поставив чемодан на подставку возле одной из сдвоенных кроватей, а картонку на стул, я сказал:

– Я должен проследить за тем, как вы распакуете свои вещи.

Ее глаза расширились.

– Проследить за мной? Чем же это вызвано?

– Знакомства ради, – ответил я не очень любезно, так как был немного сердит на нее. – Мне известно, что в самой столице и ее окрестностях имеется немало людей, которые считают, что Ниро Вульф слишком зажился. Некоторые из них могут решить, что пора уже приступить к делу. А комната Вульфа, как вы, очевидно, знаете, находится как раз под вами. Так что я ожидаю найти в вашем чемодане бур и распорки, а в шляпной коробке – динамит. Ваш чемодан заперт на ключ?

Она посмотрела на меня, чтобы удостовериться, не шучу ли я. Но потом, видимо все же решив, что не шучу, открыла чемодан. Я поспешно подошел. Сверху лежал голубой шелковый пеньюар, который она тут же положила на кровать.

– Это только ради нашего знакомства, – с упреком сказала она.

– Считайте, что меня здесь нет, – сказал я, – и продолжайте распаковывать вещи. Я, конечно, не эксперт по дамскому белью, но твердо знаю, что мне нравится.

У нее в чемодане был целый набор различных принадлежностей дамского туалета. Одно белое одеяние было прозрачное, как паутина, с самой прекрасной отделкой, какую я когда-либо видел. Когда она положила его на кровать, я вежливо спросил:

– Это блузка?

– Нет, пижама.

– О, такая одежда для жаркой погоды великолепна!

Когда чемодан был уже опустошен, я внимательно осмотрел его и ощупал все стенки, как внутренние, так и наружные. И при этом совсем не переигрывал. Среди нежелательных предметов, оставленных как-то в этом доме в некоем подобии контейнера, находились острога, бомба со слезоточивым газом, баллон с цианидом. Но в данном случае в конструкции чемодана и шляпной картонки не было ничего хитроумного. Что же касается содержимого, то трудно было бы обнаружить более красивую и полную коллекцию дамских вещей, приготовленных для спокойной, безоблачной недели, которую необходимо провести в частном доме у частного детектива, каковым и являлся Ниро Вульф.

Я выпрямился и милостиво заметил:

– Думаю, что такого осмотра достаточно. Я, конечно, не стану обыскивать вас лично и вашу сумочку, поэтому надеюсь, что вы не станете возражать, если я запру дверь. Ведь стоит вам проскользнуть вниз, в комнату Вульфа, и подложить цианид в бутылочку с аспирином, – а он примет его и умрет, – и я останусь без работы.

– Конечно. – Она буквально прошипела эти слова сквозь зубы. – Да, да, заприте ее получше.

– Именно этим я каждый день и занимаюсь. Теперь вы видите, что вам необходим сторож, а я именно его и представляю. Ну а как теперь насчет выпивки?

– Не откажусь, – ответила она с живостью, – если это не сложно.

Я удовлетворенно кивнул и оставил ее, все же заперев дверь на ключ, который принес из кабинета. Пройдя на кухню, я предупредил Фрица о том, что у нас гостья, которая сидит сейчас взаперти в Южной комнате. Я попросил его отнести ей наверх напитки и передал ему ключ, после чего прошел в кабинет, вытащил из кармана семь пятидесятидолларовых банкнотов, сложил их и положил под пресс-папье на столе Вульфа.

Часы пробили шесть, когда послышался шум опускающегося лифта. Я сделал вид, что так занят разборкой письменного стола, что даже не повернулся при появлении Вульфа. Но все его действия я безошибочно определял на слух. Вот он идет к своему креслу за огромным письменным столом, вот он старается поудобнее разместить в нем свои четыре тысячи унций, потом нажимает на кнопку, вызывая Фрица с пивом, ворчит, потянувшись за книгой, которую оставил двумя часами раньше с фальшивой десятидолларовой бумажкой вместо закладки.

Я даже ухватил краем уха разговор Вульфа с Фрицем, когда тот принес пиво.

– Это ты положил сюда деньги, Фриц?

Но тут я, конечно, вынужден был вмешаться:

– Нет, сэр, это я.

– Разумеется. Спасибо, Фриц, – сказал Вульф, открыл бутылку и наполнил стакан.

Он дал пене осесть, но не слишком, поднял стакан и сделал два солидных глотка. Поставив его обратно на стол, постучал пальцем по пачке новеньких пятидесяток, все еще лежавших под пресс-папье, и спросил:

– Ну? Опять какой-нибудь вздор?

– Нет, сэр.

– Тогда что?

Я заговорил, и речь моя потекла плавно, с проникновенной искренностью:

– Я вспоминаю, сэр, наш разговор в пятницу о моих чрезмерных трудах и вашем банковском счете. Конечно, все это верно, но в то же время очень обидно. Я почувствовал, что, видимо, не вношу, как того следует, своей доли в общее дело, в то время как вы полностью отрабатываете свой хлеб в поте лица в оранжерее по четыре часа в день. Вот я и сидел сегодня здесь, переваривая все это, причем моему пищеварению никогда еще так не доставалось. И как раз когда я был погружен в глубокие размышления, позвонили во входную дверь.