Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужчина задумчиво посмотрел в пространство.
– Прошли те годы, когда ты мог свободно разбрасываться людьми. Когда у дверей твоего бункера стояли толпы. Так что, хочешь возродить Орден, придётся начинать всё заново.
Мужчина печально улыбнулся и покачал головой.
– Разве я не права?
– Конечно, права, Анечка, – ответил он. – Просто я надеялся, что ты разделишь мои начинания. Думал, что тебе будет приятно стоять у истоков нового начала после всего, через что мы прошли.
Девушка скрестила руки на груди и только пожала плечами, такими белыми, что когда солнечный луч вырвался из-за занавесок и коснулся их, Виктору почудилось, что они сейчас же обгорят.
– Не обижайся, Гуру. Я всё сказала. Ты быстро подготовишь себе другую десницу.
Мужчина оторвался от подоконника и в один шаг настиг девушку:
– Тебя не заменит никто, – тихим голосом заявил он. – И я не оставлю тебя и не буду спокоен, пока ты не передумаешь.
Его могучие руки заботливо коснулись её тонких локтей. Казалось, мужчина хотел сказать что-то ещё, но вдруг он осёкся и застыл на пришельце арканящим взглядом.
Виктору стало не по себе от этого зрительного контакта. Два чёрных акульих глаза словно выжирали его изнутри.
Перехватив взгляд Гуру, девушка обернулась, и на секунду на её лице повисла растерянность, однако ещё через мгновение выразительные губы растянулись в улыбке.
– Ну вот! Что я тебе говорила! – победоносно произнесла она. – Он сумел!
В смятении Виктор не сообразил подняться и так и остался сидеть на полу и заворожённо смотреть. Девушка беззвучно подошла к нему и, слегка наклонившись, с дружелюбной улыбкой спросила:
– Ну что, как самочувствие, лунатик?
Он хотел что-нибудь ответить, но не смог. И не потому, что всё ещё чувствовал на себе пронзительный взгляд мужчины. И не потому, что никогда раньше не встречался и тем более не разговаривал с другими сноходцами. Причиной растерянности стал образ той, кого могучий мужчина с бакенбардами всё это время нежно звал Анечкой.
Её голос лился живой рекой. Глаза, точно два айсберга в лунной синеве, то впивались в него, ранили и заставляли тонуть, то скрывались за волнами тёмных ресниц. Выразительные губы, чувственные даже в этой игривой улыбке, что-то беззвучно говорили ему. Окантовку ясного лица завершал почти мальчишеский, разделённый чуть заметной впадинкой подбородок, и всё же идеально сочетающийся с высокими ровными скулами.
Девушка убрала за ухо прядку чёрных волос, и только теперь Виктор заметил небольшой давно затянувшийся шрам на правом виске. Но шрам этот вовсе не портил её лица, а скорее доказывал, что это лицо, от которого Виктор не мог оторваться, было лицом живого человека из крови и плоти, а не игрой воображения.
Вновь открылось окно, и тёплый вечерний воздух ворвался в комнату вместе со сладким запахом осенней земли. Комната переливалась в оранжевом свете заката, полнясь тем, что было за её стенами и расширяясь, расширяясь… Будто это место не ограничивалось стенами и, даже, наоборот – словно это смех и голос девушки наполняли мир и одновременно угасали где-то вдали.
За миг до пробуждения, Виктору стало страшно, что он больше сюда не вернётся. Пронзённый судорогой утраты, он протянул руку, в надежде, что девушка не даст ему исчезнуть.
Но всё смешалось в воронке из света, ветра, распахнутых окон и чужих голосов. Сердце волнующе забилось, навалилась тяжесть телесного бремени, и Виктор безвольно рухнул прямо в жерло реальности.
* * *
Гуру уже собирался закрыть окно, но остановился, когда парень, к которому Аня едва успела приблизиться, неожиданно испарился.
Девушка замерла в недоумении перед кирпичной кладкой на месте дверного проёма, затем повернулась к Гуру.
– Что это сейчас было? – чуть оскорблённо спросила она. – Нет, ну ты видел? Как это понимать?
Мужчина не смеялся, только уголки его глаз выдавали слабую улыбку:
– Парень удержал контроль даже после стычки с хранителями. Но стоило тебе проявить к нему интерес, и… Пых!
– Я что, настолько уродлива? – Аня взяла прядку волос и пристально посмотрела на кончики. – Только скажи честно. Я давно в зеркало не смотрелась.
Мужчина только отмахнулся и подошёл к окну.
– Ты прекрасна, – сказал он, глядя вдаль.
– Тогда в чём дело?
– В том то и дело. Ты красива, а он юн. Такова жизнь. В реальности молодые люди теряют головы от красавиц, вроде тебя. Но, судя по реакции нашего друга, он не встречал таких, как ты, – Гуру хотел сказать что-то ещё, но, затылком почувствовав пристальный и недружелюбный взгляд Ани, только лукаво улыбнулся. – Прости.
– Лучше бы ты сказал, что я уродина, – с неясной обидой произнесла девушка и, всё же смягчившись, глубоко вздохнула и подошла к Гуру.
Она посмотрела в окно на заходящее оранжевое солнце, ослепившее всё вокруг, кроме её синих глаз.
– Не переживай, – неожиданно участливо протянул мужчина. – Он вернётся. Если, конечно, он действительно так хорош, как тебе показалось.
Аня склонила к нему голову, едва касаясь могучего плеча.
– Надеюсь, – полушёпотом произнесла она.
Очнувшись в комнате, Виктор с минуту лежал на полу и глядел на задёрнутые шторы, окрашенные догорающим закатом. Затем он спешно перевернулся на живот, сунул единственную руку под аккуратно заправленную кровать и вытащил из пыльной тьмы дневник и ручку.
Виктор сел, прислонившись спиной к кровати, и разместил дневник на коленях. Наконечник стержня застыл над чистой страницей. Прежде чем начать, Виктор покосился на левую руку, вернее туда, где её не было. Но он всё равно таращился в пустоту несколько долгих секунд, словно ожидая, что недостающие плечо, предплечье и кисть сейчас отрастут. Лишь твёрдо убедившись, что этого не произойдёт, он принялся спешно заносить сон в дневник: стражи, дверь с цифрой «43», комната, полная осенних листьев, двое незнакомцев – девушка с глазами-айсбергами и мужчина с бакенбардами.
Закончив, Виктор ещё раз пробежался глазами по тексту. Мягкий смех девушки всё ещё звучал у него в голове. Он выронил ручку и пристально посмотрел на предательски трясущуюся ладонь, в наивной надежде отыскать след или почувствовать прикосновение незнакомки. Голоса доносились из памяти, пока он не произнёс вслух:
– Я нашёл их, – и затем снова, громче. – Я нашёл их! – Виктор восторженно хохотнул и вскочил на ноги так резво, что засохшие цветы на подоконнике колыхнулись.
Он открыл верхний ящик прикроватной тумбы и принялся ворошить канцелярский хлам, пока из глубины не выкатились, побрякивая, полупрозрачные медицинские пузырьки. Виктор замер. Затем нерешительно, словно боясь обжечься, взял склянку, на которую была приклеена мятая бумажка с фломастерной надписью: