Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом полувековом двухуровневом ранчо ему помнился каждый дюйм. Не только из-за фотографической памяти, но и потому, что этот дом был почти точной копией того, в котором он сам когда-то жил со своей семьей.
Мэри Ланкастер, ее муж Эрл и дочь Сэнди жили здесь с той поры, как Ланкастер начала службу в полиции Берлингтона, в той же должности, что и Декер. Эрл был подрядчиком, но работал с перерывами из-за того, что Сэнди была ребенком с особенностями, а значит, требовала много родительского времени и внимания. Так что Мэри долгое время была в семье главной добытчицей.
Декер подошел к двери. Еще немного постояв, собирался постучать, но та открылась сама.
На пороге стояла Мэри в линялых джинсах, алой толстовке и темно-синих кроссовках. Когда-то волосы у нее были светло-русыми. Теперь пегие седины неопрятно свисали ей на плечи. В одной руке у нее тлела сигарета, пуская нитку дыма вверх по худому бедру. Лицо в сети мелких морщинок, как увеличенный отпечаток пальца. С Декером она была одного возраста, но выглядела на десяток лет старше.
— Надо же. Я как чувствовала: сегодня вечером повидаемся, — скрипнула она сипотцой курильщицы. — Входи давай.
Он тайком глянул, не подрагивает ли у нее левая рука (раньше Мэри сжимала ею пистолет). Вроде незаметно.
«Ладно, в целом неплохо».
Мэри Ланкастер повернулась, и он, прикрыв дверь, вслед за ней последовал в дом. Учитывая разницу в росте, Мэри напоминала буксир, ведущий грузовое судно к причалу. Или же на скалы, в зависимости от того, как все обернется. Исход пока неясен.
От глаза не укрывалось и то, что Ланкастер, и так-то худая, сейчас смотрелась еще более изнуренно. Мослы под свободной одеждой торчали угловато, будто туда засунули несколько вешалок.
— Что, жвачка перестала действовать? — поинтересовался он, глядя на огонек сигареты.
Они сидели в гостиной — небольшом пространстве, тесноватом из-за наваленных игрушек, стопок журналов и газет, каких-то коробок (чего здесь только не было, хлама хоть отбавляй). Собственно, ее дом никогда не отличался ухоженностью. Незадолго до отъезда Декера Ланкастеры обзавелись домработницей, но это, видимо, породило целый ряд новых неурядиц. И тогда супруги, вероятно, решили, что лучше жить запинаясь о вещи — неопрятно, зато привычно.
Мэри затянулась своим «Кэмелом» и пустила ноздрями синеватые струйки дыма.
— Так, позволяю себе раз в день, примерно в это время, и только когда Эрла с Сэнди нет дома. А потом освежителем все насквозь пропшикиваю.
На попытке сделать глубокий вдох Декер закашлялся.
— Пшикать надо понадежней.
— Я так понимаю, тебя нашел Мерил Хокинс?
Декер кивнул:
— Сказал, что это ты ему сообщила, где я нахожусь.
— Ну да. А что?
— Не очень красиво с твоей стороны. Ты же знаешь, зачем я приехал в город. И предупредил тебя заранее.
Мэри Ланкастер откинулась на спинку кресла и ногтем поскребла пятнышко на коже.
— Сказала не с бухты-барахты, поверь. И потом, тебе самому могло быть интересно.
— Хокинс еще сказал, что ты ему поверила.
— Ну, здесь он загнул. Я лишь сказала, что понимаю его точку зрения.
— В чем же это понимание?
— Зачем ему, по-твоему, возвращаться сюда полуживым и с просьбой обелить его имя, если на нем действительно была вина?
— Причина на ум приходит одна: потешить самолюбие.
Сделав затяжку, она качнула головой:
— Я так не считаю. Когда близится конец, мыслить начинаешь по-другому. Дорожить каждой минутой.
Декер оглядел открытые картонные коробки.
— Вы тут что, съезжаете?
— Может статься.
— Что значит «может»? Переезжаете или нет?
Мэри Ланкастер пожала плечами:
— Назови мне место, где жить хорошо.
— А в Берлингтоне жить уже невмоготу?
— Здесь все как было.
— Безработица по стране вроде идет на убыль.
— У нас работы за доллар в час тоже завались. Если ты можешь прожить на двадцать тысяч в год, флаг тебе в руки.
— А где Эрл и Сэнди?
— Уехали по учебным делам. Эрл здесь больший спец, чем я. Работа последнее время просто кошмар. Гнусные времена порождают гнусные преступления. Много связанного с наркотой.
— Да, я в курсе. Почему, интересно, к тебе заявился Хокинс?
— Мы ж с тобой работали над этим делом вместе. Наше первое расследование убийства.
— Когда именно он вышел? И он что, действительно смертельно болен? По виду определенно да.
— В участок он притащился два дня назад. Меня как током ударило. Я сначала подумала, что он сбежал или что-нибудь в этом роде. Росссказней его не послушала, а моментально связалась с тюрьмой. Оказалось, насчет онкологии все правда. И про освобождение тоже.
— То есть они могут запросто выбрасывать смертельно больных, чтобы те подыхали сами?
— Видимо, некоторые считают это хорошей тактикой сокращения расходов.
— Он мне сказал, что пробудет в городе еще пару дней. Остановился в «Резиденс Инн».
— Там, где раньше жил ты.
— Ему бы не мешало малость откормиться в буфете, но сомневаюсь, что у него есть аппетит. А обходится, говорит, в основном наркотой, что добывает на улице.
— Печальное положение дел.
— Он хочет встретиться со мной снова.
Мэри, чуть прищурившись, как следует затянулась.
— Не сомневаюсь.
— Даже на кладбище меня нашел.
Еще одна жадная затяжка, после чего вмяла сигарету в пепельницу, что на соседнем столике. И посмотрела с сожалением.
— Мне жаль, что так вышло. Я не сказала ему конкретно, зачем ты в городе, хотя он выспрашивал сегодня в участке: утром опять пришел. Я ему рассказала немного о твоей семье. И между прочим, не говорила ему идти на кладбище. — Ее светлые цепкие глаза неотрывно смотрели на Декера. — Ты, наверное, уже прокрутил в голове то дело в мельчайших подробностях?
— А то. И не вижу, кстати, с нашей стороны никаких спорных моментов. Мы осмотрели место преступления, собрали улики. Все они указывали на Хокинса как лазерная указка. Он был арестован и пошел под суд. Мы дали показания. Защитник Хокинса пропустил нас обоих через перекрестный допрос с пристрастием. И присяжные признали его виновным. Хокинс получил пожизненное без права на УДО, хотя мог схлопотать и смертную казнь. Так что, по-моему, все обоснованно.
Ланкастер утомленно прикрыла глаза.
Декер сочувственно на нее посмотрел.
— Мэри, что-то вид у тебя неважнецкий.
— Неважнецким он у меня был весь последний десяток лет, Амос. Уж кому, как не тебе, это знать.
— И все же.
— А ты после ухода от нас здорово схуднул.
— Это все стараниями Джеймисон. Следит, чтобы я занимался и не жрал что попало. Сама много что готовит.