Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иоширо побежал в другую сторону. Он прижимал обезображенные руки к груди, пытаясь удержать внутри тела остатки той жидкости, без которой ни один человек не может существовать. Бежал, спотыкался, падал, подвывал от боли, когда, опираясь на локти, поднимался. Бежал прочь от непонятного кошмара, который возник на их пути.
Бежал и не верил, что это всё происходит с ним.
Где-то вдали послышался душераздирающий крик. С содроганием Иоширо понял, что это кричит его друг и соратник.
– А вот меня ты не возьмешь, урод, – прошипел Иоширо, огибая ствол большой сосны.
Неожиданно сосна резко опустила ветвь, а с её конца сорвалась огромная белка. Эта белка со всей дури приложила обеими ногами в грудь Иоширо, отбрасывая его назад. Полет показался бесконечным. И всё же финалом было падение. Жесткое падение. Копчиком на камень.
Тело пронзила новая вспышка боли. Но гораздо сильнее боли вспыхнул страх. Иоширо ощутил, что волосы на голове зашевелились, когда ночную мглу прорезал свет.
Над фигурой, которую Иоширо сначала принял за огромную белку, загорелся огненный шар. Он осветил молодого белобрысого хинина, спокойно стоящего перед лежащим.
– Оставь меня! Даруй мне жизнь, и я отдам тебе всё, что у меня есть. Я богат! У меня есть средства для безбедной жизни! Я всё тебе отдам! Только отпусти-и-и, – клацая зубами, проголосил Иоширо.
– Зачем мне грязные деньги? – холодно спросил хинин. – У тебя был шанс отдать их бездомным детям. Ты мог сделать их жизнь чуточку лучше. Вместо этого ты продавал детей за гроши, а некоторых спокойно убивал. И после этого ты просишь жизнь?
Из рук хинина заструился черный дым. В дыму что-то шевелилось. Света от горящего шара хватило, чтобы разглядеть среди шевеления контуры детских лиц. Иоширо даже начал узнавать их. Он думал, что эти лица навсегда сотрутся из его памяти, но нет – они снова вернулись. Вернулись, чтобы мстить.
Та самая девочка, на которой он впервые не рассчитал свой любимый удар… Она улыбалась…
– Я не хотел!
– Никто не хотел, – проговорил хинин. – Все оказываются только поварами и водителями, но никто не хотел убивать. Никто…
– Прости меня!
– Прощения следует просить не у меня, – хинин опустил глаза на снующие у ног лица из дыма. – У них…
– Простите! Прошу вас! Простите! Умоляю! А-а-а-а!
Ночное небо над садом Коисикава Коракэн вновь разорвал на куски громкий крик, через секунду превратившийся в душераздирающий вой.
Когда всё закончилось, то хинин вернулся к каменной скамеечке и аккуратно убрал ножи в рюкзачок. Не дело было оставлять улики на месте преступления. Отпечатков никто не найдет, а вот с рюкзаком всё равно могут возникнуть проблемы.
Из-под лавки вылез белый котёнок с небесно-голубыми глазами. Он огляделся по сторонам, дотронулся коготком до отрезанного пальца с чёрным ногтем и коротко мявкнул.
-- Хули мяу? -- буркнул хинин. -- Всё в лучших традициях Идущего во тьму. Их убили души загубленных детей. Ты же так хотела, Оива?
Котёнок снова мявкнул, кивнул, потом почесал задней лапой за ухом и полез обратно под скамью. Через несколько секунд даже хвостика не осталось. Хинин почесал затылок, а после пожал плечами, поправляя рюкзак.
– Эх, придурки, а ведь я хотел как лучше, – вздохнул молодой человек. – Такую смерть предложил, а они... Вообще не ценят хорошего расположения. Сразу же принимают за слабость… Что за люди?
После этого беловолосый хинин неторопливо направился к выходу, покачивая головой и тихо сетуя на несовершенство этого мира.
Он не видел, как с растущей рядом сосны бесшумно спустилась ловкая фигура. Она чуточку постояла над отрезанными пальцами, а после также тихо растворилась в ночной темноте.
Глава 2
Внутри пещеры прохладно даже в жаркую погоду. Ветры и запахи снаружи не могли пробиться сквозь плотные джунгли вьюнов и гибискуса. А уж когда к частым листьям вьюна добавились колючки онгаонга, то даже мыши прекратили попытки сунуть туда свой любопытный нос. Митсэру Кобунага не просто так высадил на входе эти заросли - они отпугивали непрошеных гостей и защищали от непогоды.
Митсэру разглядывал снимки, сделанные во время недавнего боя между хинином и десятью мастерами. Он старался подмечать каждую деталь, чтобы потом её проанализировать. Отмечал, записывал и смотрел на новый снимок.
На одном из снимков он заметил небольшое несоответствие. Максимально приблизив и включив полнейшую детализацию, он разглядел то, что его взбудоражило – на чёрной ткани арены один из иероглифов был исправлен!
Это исправление насторожило Митсэру. Прожив долгую жизнь, он знал, что даже комар просто так не летает по воздуху. Знал, что все в мире имеет свою цель и своё значение.
Небольшое исправление иероглифа подразумевало уничтожение его охранных свойств. То есть на арене можно было умереть, и, судя по умиротворенному лицу дзёнина деревни пылающих лучей, Мацуо об этом даже не догадывался. То есть третьи силы вступили в борьбу за право умертвить хинина. И Кобунага почему-то ничего не знал об этих самых силах.
Конечно, можно было предположить, что данная ловушка рассчитана на кого-то из мастеров. Возможно, кто-то планировал таким образом свести счёты с одним из участников боя. Но...
Расклад был не в пользу хинина и глупо было бы предполагать, что интрига была запущена не против него. Что самое интересное – хинин знал про эту ловушку!
Точно знал – вон как бросился спасать симпатичную девчонку-противницу от смертельного удара. А вот то, что об этом не знал Митсэру, начинало его раздражать. Привыкший держать все под контролем, дзёнин деревни скрытой в бамбуке не любил когда что-то шло не так.
Ловушка могла быть поставлена только тем человеком, который имел доступ в академию, так как иной вряд ли смог бы изменить иероглифы. Вряд ли такое сделал бы дзёнин деревни пылающих лучей, так как тому было необходимо принесение в жертву себя по доброй воле, а не случайная смерть хинина. Значит, это мог сделать один из курсантов, которых обрабатывал дзёнин.
Причём сделать это мог один из четырёх. Один из тех, кого хинин оскорбил лично. Почему так? Потому что Митсэру наблюдал за тем, как остальные шестеро постепенно попадали под влияние хинина. Полная перевербовка была сделана так идеально, что Митсэру даже восхитился умением Такаги превращать врага в друга. Причём в верного друга – ни один из