Вряд ли его родители Мария Петровна и Сергей Николаевич Хитровы думали, что из всего того, чему они с малолетства обучали своего сына, пригодится ему, в конце концов, только умение играть в теннис.

– Леня, у тебя же такой диплом! Такая тема! – сокрушалась Мария Петровна, когда сын вдруг бросил историю и стал заниматься делами, с наукой совсем не связанными.

Сергей Николаевич больше помалкивал и в глубине души тоже жалел, что жизнь заставила сына отказаться от научных изысканий. «Леня – парень у нас хороший. Но самоотречение ради кропотливой и невидной исследовательской работы – не его черта характера!» К тому же Сергей Николаевич понимал, что денег много история не принесет, а вот семью, которая рано или поздно появится, кормить сыну будет надо.

Семья появилась очень скоро. История отношений Леонида с Ольгой Мезенцевой заслуживает отдельного внимания и подробного рассказа.

Хитровы и Мезенцевы были давними соседями по даче. Их садовое товарищество свою историю начинало еще в середине восьмидесятых годов, когда действовало множество запретов. Например, нельзя было иметь дом в три этажа. Хитровы все это запретами не считали. Им казалось, что так и должно быть, и собственно, почему должно быть иначе. Тот, кто установил такие порядки, руководствовался, по их мнению, важными государственными соображениями. Оттого, что Хитровы принимали все как данность, жили они легко, свободно, получая удовольствие от нехитрых садовых занятий. Мария Петровна гордилась урожаями клубники, Сергей Николаевич, мастер на все руки, собирал в лесу деревяшки и украшал участок мудреными скульптурами, имеющими, однако, практическое значение. Все товарищество ходило смотреть узорчатые подпорки для яблонь.

Соседи Мезенцевы были такими же хозяйственными, но вся их деятельность сопровождалась возмущением и непослушанием. Дом Константин Алексеевич выстроил выше положенного и долго препирался с местным начальством по этому вопросу. Когда его все-таки заставили разобрать третий этаж, он все равно умудрился оставить что-то похожее на скворечню. Практической пользы от этой «загогулины» не было никакой, но моральное удовлетворение Мезенцев получил.

Соседи дружили, хотя более разных людей, наверное, и не сыскать. Дело было даже не в характерах, дело было в точке зрения на смысл жизни. Для Хитровых смысл заключался в каждом прожитом дне. Они извлекали из будней все самое приятное, а к неприятному относились с юмором или, на худой конец, философски. Вот, например, прокопали местные рабочие траншею рядом с забором, грунт стал осыпаться, и забор в любой момент мог покоситься. Уже Мезенцевы крик подняли, а Хитровы посмотрели на это дело, вздохнули, приняли срочные и действенные меры в виде укрепления собственного забора и живут себе дальше, не думая о плохом.

– Я не понимаю тебя, Сергей! Почему ты не пойдешь не пожалуешься? Надо же прекратить это безобразие! Надо еще проверить, есть у них на это право и разрешение! – приходил «поднимать волну» сосед Мезенцев.

На что Хитров отвечал:

– Ну, не просто так же прокопали. Не от нечего делать. Провода бросят и закопают. Чего скандалить?

Мезенцев пыхтел, обвиняя Хитрова-старшего в равнодушии и лени. Но Хитров ничего не отвечал, угощая соседа наливкой собственного изготовления.

Можно было привести еще много примеров несхожести этих друзей-соседей, но было нечто, что превращало эти пары в Инь и Ян. Это главное – отношение к деньгам. Всегда, во все времена, Мезенцевы жили в достатке. Всегда у них была хорошая машина, начинали они в семидесятых с новой «Волги» и при удобном случае поменяли ее на редкий в те времена подержанный посольский «Ситроен». Как Мезенцев, по каким каналам и знакомствам достал эту машину – одному черту ведомо. Шубы Вассы Федоровны Мезенцевой, модные сапоги и дубленка дочери, редкие сервизы и золотые украшения, во времена дефицита Мезенцевы дефицита не знали и чрезвычайно этим гордились. Ровно так же, как Хитровы гордились своей жизненной аскезой.

Хитровы жили от зарплаты до зарплаты, приработка и нужных знакомств не имели, а давиться в очереди за импортной одеждой и дефицитными продуктами не считали возможным. Леонид долго пытался понять отношение родителей к этой стороне жизни, но внятного ответа не получил ни разу. Казалось, родители даже и не понимают, что удивляет сына, что именно ему не понятно. Как можно потратить четыре часа на стояние в очереди ради покупки какой-то модной обуви?! В доме Хитровых царила интерьерная скромность – аккуратная, но старая мебель, древние, но всегда чистые занавески, старательно сбереженные кастрюли, сковородки, ложки и вилки. Ко всем предметам относились уважительно и такого понятия, как «надоело, надо выбросить, купим новое» не было. Во-первых, денег лишних не водилось, а во-вторых, не это главное. Главное – книжки, билеты в театр, экскурсии.

Казалось бы, вот он, предмет раздора, но соседи дружили крепко и, что самое интересное, именно богатых и нетерпеливых Мезенцевых тянуло к скромным Хитровым. Словно они желали проверить, насколько преступили черту в своей погоне за благами. Мезенцевы словно бесконечно тестировали, насколько неприлично их желание быть богатыми. И со стороны казалось – Мезенцевы верят, что как только они переступят ту самую черту, так Хитровы, гордые, прямолинейные и честные, с ними рассорятся. То есть это будет знак свыше. И он остановит их, Мезенцевых, падение.

Но Хитровы не ссорились с Мезенцевыми, словно не замечали их растущего процветания, словно не придавали ему значения, но берегли все эти годы простые человеческие отношения. И к тому же иногда еще старались позаботиться о Мезенцевых, приводя тех в недоумение.

– Мария, что ты нам варенье принесла! У нас столько всего, а вы же… – Васса Федоровна Мезенцева дальше не решалась продолжать, и, будучи дамой с гонором, любящая вздыхать по поводу бремени, кое несла на своих плечах, переходила к жалобам на неблагодарный свет: – Хуже всего быть неравнодушным человеком. Все шишки – на тебя. Все обижаются на твои слова. А как промолчать, если видишь, что человек глупости делает?

Мария Петровна Хитрова слушала это с затаенной улыбкой и не перечила. Она привыкла к соседке и прощала ей бесцеремонность, нахрапистость и даже грубость. И прощала потому, что в Вассе Федоровне порой вдруг просыпалось что-то восторженное и она начинала цветисто восторгаться лесом, рекой, облаками. Мария Петровна тогда слушала соседку с удовольствием – так образна и хороша была ее речь.

– Васса, как ты хорошо говоришь! А главное, как ты чувствуешь все это! – искренне восхищалась Мария Петровна, потому что сама она была чуть суховата, сдержанна в проявлении чувств и способность подруги к восторгам отмечала как талант.

Дети обоих семейств прошли все стадии отношений. Леонид Хитров был на два года старше Ольги Мезенцевой. В дошкольном и школьном возрасте это не бросалось в глаза. Речка, лес, бадминтон – все дачные развлечения были общими. Иногда была детская вражда, иногда тесная дружба, порой Леониду казалось, что он влюблен в эту соседскую девочку с серьезными глазами. Но, приехав на дачу после десятого класса, Леонид обнаружил, что его подруга по летним играм Ольга Мезенцева ужасно нехороша. Нет, она не была уродливой, но она выросла некрасивой, неинтересной. И говорить им друг с другом было не о чем – беседа была вязкой, ни о чем, с нелепыми и мучительными паузами. Леонид удивился таким переменам и позабыл о соседке. Тем более что в городе теперь было гораздо больше интересов и дел.