на Семёновском плацу 22 декабря 1849 года, когда петрашевцы, включая самого писателя, в двадцатиградусный мороз с наброшенными на голову балахонами в белых саванах стояли на эшафоте, ожидая расстрела. Однако ни в официальных документах, ни в воспоминаниях очевидцев казни не зафиксировано падение на эшафоте кого-либо из приговорённых. По мнению профессора А. Е. Горбулина, у Достоевского на эшафоте случился малый припадок в виде сложного миоклонического абсанса, при котором человек на мгновение теряет сознание (но не падает), и у него происходят миоклонии — мелкие судорожные подёргивания мышц лица, головы, шеи. Подобные миоклонии, но без потери сознания, нередко встречались у писателя в последние пятнадцать лет жизни.

Циничная и жестокая имитация казни (ведь человек уже фактически распрощался с жизнью) оказала на психику Достоевского чудовищное воздействие. При следовании на каторгу у него случился тяжёлый приступ судорог. Когда арестанта доставили в Омский острог, в тюремной карточке была сделана отметка о свежем рубце на лбу после ранения, — во время приступа арестант упал и ударился головой.

Тяжёлые моральные и физические страдания, перенесённые осуждённым на каторге, усилили частоту больших судорожных приступов (grand mal). Врач Омского госпиталя А. Е. Ризенкампф в письме к брату писателя Андрею Михайловичу сообщил, что известный в стране писатель, автор нашумевшего романа «Бедные люди» подвергся преследованию и унизительному обращению со стороны охраны острога. Плац-майор Кривцов однажды увидел Достоевского, лежавшего днём на нарах после приступа падучей болезни, и велел наказать его розгами. Та экзекуция не состоялась, наказание отменил комендант острога генерал де Граве. Однако после этого случая припадки эпилепсии стали повторяться ежемесячно.

Лечением каторжанина Достоевского занимался старший врач тюремной больницы И. И. Троицкий, который без сомнений поставил ему диагноз «эпилепсия» ещё в 1850 году и относился к нему очень доброжелательно.

Приступы «священной болезни» сохранились у Фёдора Достоевского при его пребывании на поселении в Семипалатинске, где он отбывал солдатчину рядовым в 7-м Сибирском линейном батальоне. «Вне себя от возбуждения почувствовал, что небо сошло на землю и поглотило меня, — рассказывал писатель о первом своём приступе в Семипалатинске. — Я реально постиг Бога и проникся им. "Да есть Бог!" — закричал я и больше ничего не помню».

Став унтер-офицером, в 1856 году в Семипалатинске Достоевский жил на частной квартире. Сын хозяина, П. Л. Пальшин, свидетельствовал, что «припадки падучей болезни у Достоевского бывали часто и почти всегда по ночам, но продолжались недолго».

Вступив в первый раз в брак в феврале 1857 года, Достоевский отметил, что заболевание у него прогрессирует. Брак был неудачным. Мария Дмитриевна Исаева была женщиной экзальтированной и нервной, в семье происходили ссоры.

Вскоре после свадьбы, когда молодожёны из Кузнецка отправились в Семипалатинск, на половине пути, в Барнауле, произошёл тяжелейший приступ эпилепсии. «Тут меня посетило несчастье, совсем неожиданно со мной случился припадок эпилепсии, перепугавший до смерти жену, а меня наполнивший грустью и унынием, — вспоминал Достоевский. — Доктор сказал мне… что у меня настоящая падучая и что я в один из этих припадков должен ожидать, что задохнусь от горловой спазмы и умру».

Мария Дмитриевна заочно знала о его болезни, но впервые наяву увидела его приступ, впервые услышала этот страшный крик, стон. С ужасом и без всякого сочувствия она смотрела, как содрогается тело мужа в ужасных корчах, как омрачается сознание, на губах выступает пена, мертвенно синеет лицо. Первая жена Достоевского, в отличие от второй, Анны Григорьевны Сниткиной, панически боялась приступов эпилепсии мужа, мало оберегала его, недостаточно заботилась о нём после приступа.

После начала семейной жизни припадки Достоевского участились. В сентябре 1857 года он пишет сестре Варваре Михайловне: «Болезнь моя нисколько не проходит. Напротив, припадки случаются чаще. Уже три раза с апреля месяца были они со мной, когда я стоял в карауле, и, кроме того, раза четыре во сне. Тяжело мне переносить это». В августе 1858 года прапорщик Достоевский за один месяц перенёс сразу четыре приступа.

Эпилепсия является противопоказанием для воинской службы. Утверждение, что Достоевский был «прощён» высшими должностными лицами и освобождён от солдатчины, — миф, ничего общего не имеющий с действительностью. В архивах мной найдено три основных документа на увольнение Ф. М. Достоевского (рапорт, медицинское свидетельство № 3029 и приказ на увольнение № 46 от апреля 1859 года). Все они свидетельствуют, что он уволен по болезни на основании статьи 469 Свода военных постановлений, как страдающий эпилепсией.

После переезда в Санкт-Петербург, с 1860 года начался последний, четвёртый, этап развития «священной болезни». Большие судорожные припадки участились и вытеснили или отодвинули на задний план все другие проявления эпилепсии.

Как же протекает большой судорожный припадок (grand mal) и какие особенности он имел у Достоевского?

Припадку предшествуют предвестники, которые больной чувствует за несколько часов, а иногда и суток до наступления grand mal. У Достоевского были различные по характеру предвестники: чувства тревоги и страха, раздражения и возбуждения, эмоционального подъёма и эйфории. Достоевский при появлении предвестников предупреждал жену, Анну Григорьевну Сниткину (Достоевскую), или других близких людей, что скоро у него может случиться припадок.

Непосредственно перед большим судорожным припадком возникает особое состояние, которое в медицине обозначается как аура. Этот термин ввёл знаменитый врач древности Гален; у его первых наблюдаемых больных вначале припадка было ощущение дуновения на коже. Аура (лат. aura — дуновение ветерка) — симптом начала большого судорожного припадка. Достоевский, изучивший литературу по психиатрии, в 1840-х годах с иронией называл свои припадки «кондрашкой с ветерком». Больной всегда сохраняет воспоминание об ауре, а судорожную часть припадка никогда не помнит (амнезия). Известно 150 видов аур; аура у Достоевского была достаточно редкая. Вот как он рассказывал о ней своему приятелю Н. Н. Страхову: «Перед началом припадка на несколько мгновений я испытываю такое счастье, которое невозможно в обыкновенном состоянии и о котором не имеют понятия другие люди. Я чувствую полную гармонию в себе и во всём мире, и это чувство так сильно и сладко, что за несколько секунд такого блаженства можно отдать 10 лет жизни, всю жизнь».

После ауры, которая длилась несколько секунд, следовал громкий крик. Достоевский внезапно падал, потеряв сознание, и начинал биться в судорогах. Анну Григорьевну необыкновенно поразил первый припадок, который она наблюдала у Фёдора Михайловича в «медовый» месяц. Больше всего её напугал нечеловеческий крик, даже не крик, а вопль. Он всегда и в будущем, при последующих припадках Достоевского, «потрясал и пугал её», и она никак не могла к нему привыкнуть. Этот специфический эпилептический крик объясняется резким выхождением воздуха из лёгких через сократившуюся в размерах голосовую щель.

Вначале возникают тонические судороги (продолжительностью в 20—40 секунд) —