Последнее, что услышала Эдна, был голос женщины — не Пэм, поскольку та уже ничего не могла сказать.

— Надо убираться отсюда.

В голове Эдны пронеслась лишь одна мысль: «Домой. Я хочу домой».

Если бы я только знал, что это наше последнее утро, то повернулся бы к Шейле, обнял и удержал ее. Если бы нечто подобное можно было предвидеть, если бы я был способен предугадывать будущее, то не позволил бы этому случиться. И тогда все сложилось бы иначе.

Я лежал и смотрел в потолок, потом откинул одеяло и сел, опустив ноги на дощатый пол.

— Как спал? — поинтересовалась Шейла, пока я тер глаза. Она протянула руку и коснулась моей спины.

— Не очень. А ты?

— Все время просыпалась.

— Я чувствовал, что ты не спишь, но не решился потревожить тебя: все думал, вдруг я ошибаюсь. — Я оглянулся. Первые солнечные лучи пробивались сквозь щель в шторах и освещали лицо моей жены. Она растянулась на постели и смотрела на меня. Обычно по утрам люди выглядят не очень-то хорошо, но Шейла была исключением. Она всегда оставалась красавицей. Даже когда ее лицо было искажено тревогой, как в тот момент.

Отвернувшись от Шейлы, я посмотрел на свои голые ноги.

— Я долго не мог уснуть. А часа в два ночи меня сморил сон. До пяти. С тех пор вот и бодрствую.

— Глен, все будет хорошо, — попыталась успокоить меня Шейла и провела ладонью по моей спине.

— Рад, что ты так думаешь.

— Все еще наладится. Рано или поздно начнется подъем. Спад не может длиться вечно.

— Но иногда у меня складывается именно такое впечатление, — вздохнул я. — После того как я закончу с нынешними объектами, нам будет нечем заняться. К нам поступило несколько запросов, на прошлой неделе я сделал пару расчетов: один на кухню, другой — на ремонт подвала, — но мне пока не перезвонили. — Я встал, потянулся. — А почему ты всю ночь лежала и смотрела в потолок?

— Переживала за тебя. И… мне тоже было о чем подумать.

— О чем же?

— Да так, ни о чем, — быстро ответила она. — Ну, о своих курсах, о Келли, о твоей работе…

— А что с Келли?

— С ней ничего. Просто я ее мать. Ей восемь лет. Я за нее волнуюсь. Вот и все. Окончив курсы, я буду тебе помогать. И все изменится.

— Когда ты приняла это решение, у нас был успешный бизнес, мы могли себе это позволить. А теперь я даже не знаю, удастся ли мне обеспечить тебя хоть какой-то работой, — проговорил я. — Сейчас даже Салли иногда сидит без дела.

С середины августа Шейла вот уже два месяца с удовольствием ходила на бухгалтерские курсы — это оказалось намного интереснее, чем она ожидала. Я планировал сделать ее бухгалтером в «Гарбер констрактинг» — компании, которую основал мой отец и которой руководил теперь я. Она могла бы работать дома, и это позволило бы Салли Дейл — нашей «офисной девушке» — уделять больше внимания своим непосредственным обязанностям: отвечать на телефонные звонки, трясти поставщиков и фиксировать требования клиентов. Обычно у Салли не оставалось времени вести бухгалтерию, поэтому мне приходилось брать работу домой и сидеть до полуночи у себя в кабинете. Но теперь, когда возникли перебои с заказами, я не знал, как все уладить.

— А еще этот пожар…

— Хватит! — оборвала меня Шейла.

— Шейла, один из моих домов сгорел. Дотла. И пожалуйста, не говори мне, что все будет хорошо.

Она села на кровати и сложила руки на груди.

— Я не позволю выплескивать на меня все дурное, что у тебя накопилось. А именно этим ты сейчас занимаешься.

— Я обрисовал тебе реальное положение вещей.

— А я пытаюсь втолковать тебе, что нас ждет в будущем. У нас все будет хорошо. У нас все получится. У нас с тобой. Мы со всем справимся. Мы найдем выход. — Она на мгновение отвернулась, словно хотела что-то добавить, но не знала, как лучше это сделать. Наконец произнесла: — Я тут кое о чем подумала…

— О чем?

— Как нам помочь себе, как преодолеть эту черную полосу.

Я встал и развел руками, ожидая продолжения.

— Ты слишком занят и погружен в свои проблемы… я не хочу сказать, будто это не важно… но ты даже не заметил…

— Не заметил чего? — спросил я.

Она покачала головой и улыбнулась:

— Я купила Келли новую одежду для школы.

Я прищурился:

— И на какие средства?

— Заработала немного денег.

Кажется, об этом я уже знал. Шейла работала на полставки (часов двадцать в неделю) кассиром в магазине строительных материалов «Хардвеа депо». Недавно там установили кассы самообслуживания, но клиенты пока не знали, как ими пользоваться, поэтому работа у Шейлы все еще была. К тому же с начала лета она помогала нашей соседке Джоан Мюллер вести бухгалтерию ее бизнеса, которым та занималась на дому. Муж Джоан, Эли, погиб год назад во время взрыва на буровой вышке в Ньюфаундленде. Нефтяная компания не торопилась выплачивать компенсацию, и Джоан организовала у себя дома нечто вроде детского сада. Каждое утро к ее дому привозили четверых или пятерых дошколят. В дни, когда Шейла работала, Келли приходила после школы к Джоан и сидела там, пока один из нас не возвращался домой. Шейла вела бухгалтерский учет Джоан, записывала долги, расходы, доходы. Джоан любила детей, но с цифрами у нее было совсем плохо.

— Я знаю, что ты немного зарабатываешь, — сказал я, — у Джоан и в магазине. Это ценный вклад.

— На зарплату с обеих моих работ мы давно протянули бы ноги. Я говорю о куда более серьезных деньгах.

Я удивленно приподнял брови. Мне стало тревожно.

— Только не говори, что ты взяла деньги у Фионы. — Речь шла о ее матери. — Тебе известно, как я к этому отношусь.

Мои слова явно ее обидели.

— Боже, Глен, ты же знаешь, я никогда…

— Я так, на всякий случай. Но я скорее позволю тебе стать наркодилером, чем взять деньги у матери.

Она заморгала, резко отбросила одеяло, вскочила и убежала в ванную, захлопнув за собой дверь.

— Ну перестань, — вздохнул я.

Когда мы пришли на кухню, Шейла уже не сердилась. Я дважды извинился перед ней и попытался разузнать подробнее о ее идее, как заработать для семьи денег.

— Поговорим вечером, — сказала Шейла.

Мы не мыли посуду с прошлого вечера. В раковине лежали две кофейные чашки, мой стакан из-под виски и бокал Шейлы с капелькой красного вина на донышке. Я поставил бокал на кухонный стол, опасаясь, как бы не отбить ножку, когда я сложу в раковину сейчасошнюю посуду.