вдобавок пьян…

Ну, ладно, побродив кругом повсюду,

И плавно завершая свой вояж,

Вся группа мореплавателей с Людой

Пришла на городской песочный пляж.

А кок наш Люда – дива в три обхвата,

Наверно центнер чистой красоты.

На пляже все варяжские ребята

От восхищенья распахнули рты.

Повергли их решительным экстазом

Славянской белой сдобы телеса,

Ещё бы, яснолика, синеглаза,

До прямо… ниже пояса коса!

И даже те, кто находился в паре

С подругой, потеряли светский вид

Покинули в пленительном угаре

Несчастных твердолицых Афродит.

Те с Людою позируют на снимки,

Другие в лифчик доллары суют,

А самый смелый говорит в обнимке:

– О, бьюти мути, ай лав вери ю!

Но тут раздался рык старпома лютый,

Который вмиг унял парнишек прыть:

– Шабаш! Врубайся задним ходом, Люда,

Пора на камбуз – людям щи варить!

Сигналы Судьбы.

Мало ли какие входят бредни

В голову, особенно весной…

Например, на курсе предпоследнем

Взял да и влюбился мой герой.

А влюбившись, пригласил студентку,

Пригласил в кафе с названьем "Норд",

Где такие выставлялись ценки,

Что побил Синицын свой рекорд.

Расставались долго, чмоки, всхлипы,

Первый неопознанный сигнал –

Десять дней ещё тянуть до стипы! –

На душе возникнул и увял.

Так в общагу зайцем на трамвае

Едет Рома, видит – контролёр,

Он с подножки на ходу сигает

Как с кобылы бравый мушкетёр!

По закону дядюшки Ньютона

Он вагону пролетел вослед,

Но с асфальтом встреча неуклонна,

Жестким был его сигнал-привет…

Что-то всё пошло не так, как надо,

Вскоре третий подоспел сигнал:

Командир ему дал пять нарядов,

Рома на поверку опоздал.

Может быть, Судьба предупреждала:

Так ведь скоро будешь и женат?!

Но почти моряк! себе сказал он:

– Стоп машинам! Малый ход назад!

Ракетный корабль "Пронырливый".

Остаться на века

Сегодня с той поры прошло немало лет,

Но помню кое-что о славном корабле.

И если кто меня совсем некстати спросит:

–Как назывался твой большой ракетоносец?

– "Пронырливый"! – ему отвечу горделиво, –

Название тебе подсказывает вывод?

Вот именно, пройдёт пронырливо и смело

Хоть боны, хоть Босфор, а то и Дарданеллы,

По цели нанесёт удар ракетой вдруг,

Ракетой, что пальнул товарищ Поминчук

Прокопий – ведал он артиллерийской частью,

(А я электрик был, имел такое счастье).

Порою командир сойдёт гулять на берег

И целиком корабль Прокопию доверит:

– Чтоб было всё тип-топ!

– Есть! – отвечает тот… –

И через пять минут он сварщика зовёт.

Подкову показав, командует ему:

– Приваришь, Иванов, эмблему на корму! –

А в следующий раз объявит Иванову:

– Приваришь, Иванов, на камбузе подкову! –

Затем – и на трубу, фок-мачту, на шкафут…

Подковы, что грибы, на корабле растут.

По дружбе Поминчук нам пояснил однажды:

– В истории свой след оставить должен каждый.

Чтоб не пропасть навек затерянным в толпе…

Проны́рливый – на П, и Поминчук – на П! –

"Проны́рливый" – давно, увы, металлолом,

На берег мы ушли, но я с Поминчуком

Согласен и навек кривые строчки эти

Оставлю, как свой след, вам, черти, в Интернете!

15.11.2014

Военно-морской поход на Грузию.

Было времечко, наш Флот Краснознамённый

Уходил не слишком далеко за боны.

Выйдем в точку, забабахаем в мишень

И вернёмся в Севастополь через день.

Но по осени почти что каждый год

Намечался "мандариновый" поход,

Или штурманский, как значился в отчёте,

Потому что надо было в город Поти,

То есть в бывшую тогда морскую базу,

Угодить, с прокладкой курса не промазав.

Как завещано ещё царём Петром,

Был бы Флот у нас, а гавань мы найдём!

И ещё у нас с Серёгою задача –

Намечалась: самогон кавказский – чача.

Знатоки уведомляли: "Чача в Поти?

Заходите в каждый дом, её найдёте".

– Гамар джоба! – говорит хозяин пылкий, –

Скока, литра?.. Эта будит два бутилки.

Сомневаемся:

– А чача-то крепка?

– Чтоб моя савсэм отсохнут языка!

Вай, зачэм нас обижаэшь, гэнацвалэ,

Мы когда кому плохого наливали?!

И плеснув товар на стол в широком жесте,

Запалил его на самом мокром месте,

Синим пламенем заполыхала сакля!..

Все сомнения у моряков иссякли.

В нашей гавани тонули моряки

В Севастополе июльская жара.

Утюгами раскалились крейсера,

Да и прочие бедняги-корабли

В адмиральский час* совсем изнемогли.

(*время послеобеденного отдыха на Флоте)

Но внимание – спускается за шторм-трап,

Разрешается купание, ура!

Покупались, возвратились на расчёт,

Все в строю, но одного недостаёт…

А поскольку в Черном море нет акул,

Дело ясное – бедняга утонул.

Адмирал наш в тот же день издал приказ,

Чтобы легкий корабельный водолаз

Обеспечивал купание и впредь

Утопления в командах не иметь.

Ну-с, по флоту Черноморскому всему

Отработали – так точно! …

Одному

Моряку, однако, вновь не повезло

Или сам он утонул кому назло.

Адмирал вошёл в большой ажиотаж:

– Стервецов отныне вывозить на пляж,

Не пускать нырять на рейде и с борта́,

Если плавать не умеют ни черта! …

10.11.2007

Быль о компоте на Флоте

Хорошо кораблю отмечать день рождения,

Потому что когда ещё пустят на борт

Этих женщин красивых без исключения

И крикливых детишек, когда ещё торт

Будет ждать на шкафуте своей трепанации,

И орать на все сто децибелов трансляция?!

Только пить не положено для моряков…

Есть на это приказ, он суров, но таков.

Мы сидим за своим лейтенантским столом.

Приглашаем Максимыча: "Выпейте с нами!"

"Издеваетесь? – нам отвечает старпом, –

Предлагайте компот вашей старенькой маме!"

И однако стакан опрокинул моряк:

"Молодёжь, да ведь это армянский коньяк!..

Кто доставил спиртное на бо́рт?" – Тишина

На четыре секунды сгустилась над местом.

Наконец, доложил я: "Секретно жена

Принесла мне ноль-пять…"

"Трое суток ареста!..

Эх, обидно: бывают подруги законные!

Лейтенант! А давай – обменяемся жёнами…"

Сколько времени с этой поры пробежало!

Ты могла бы дойти до жены адмирала.

12.06.2009

Закон Шадрова-Семёноваа

Памяти Сергея Семенова

Носитель всех физических законов –

Корабль – режет голубой простор.

В каюте я и лейтенант Семенов.

Морская травля, значит, разговор…

Серёжа говорит: "Наш Гиппократ –

Шадров (Начальник медподразделенья)

Открыл мне десять дней тому назад

Закон вполне всемирного значенья.

Явился я к нему, когда простыл,

А он, своей во имя медицины

В мой зад не