После прихода к власти большевиков Локоть постепенно рос и наконец за три года до приезда Каминского – в 1938 году – получил статус поселка городского типа. В 1941 году здесь жило уже порядка 6 тысяч человек Но за время своего послевоенного существования Локоть так и не вырос в город, в 1970 году он насчитывал всего 10 тысяч жителей.

В Локте Каминский устроился инженером на местный спиртзавод[5]. Туда же приехала и его семья. Здесь, в захолустном поселке на Брянщине, инженер-химик довольно быстро сблизился с преподавателем физики Брасовского гидромелиоративного техникума Константином Павловичем Воскобойником, который был на четыре года старше его. Хотя этот очерк и посвящен Каминскому, полностью обойти историю Константина Воскобойника было бы неверным – ведь он стал как бы локомотивом, за которым след в след двигался Каминский. Воскобойник родился в семье железнодорожника в местечке Смела Черкасского уезда Киевской губернии[6]. В 1915 году он поступил на юридический факультет Московского университета, но уже в следующем году оставил учебу и ушел добровольцем на фронт. После революции Воскобойник, так же как и Каминский, всей душой поддержал установление «народной власти» и в 1919-м оправился на фронт защищать молодую республику от белых и интервентов. Проявил себя хорошим солдатом, был ранен и в 1920 году признан не годным к дальнейшей службе и демобилизован из рядов Рабоче-Крестьянской Красной Армии. 25-летнего ветерана Гражданской войны в том же году устроили на непыльную должность секретаря Хвалынского военного комиссариата.

В отличие от Каминского, Воскобойнику довелось еще в 20-е годы с оружием в руках повоевать против большевиков. Разгоревшиеся в эти годы повсеместно восстания крестьян, доведенных до отчаяния и полного разорения политикой новой власти, грабившей русскую деревню, чтобы содержать огромную Красную Армию и городской пролетариат, дали Воскобойнику пищу для размышлений. Он и раньше тяготел скорее не к большевикам, а к левым эсерам с их крестьянскими лозунгами. Так весной 1921 года Константин Воскобойник оказался в рядах действовавшего на территории Саратовской губернии эсеровского отряда Вакулина–Попова и был назначен первым номером к пулемету. Восстание было жестоко подавлено красными войсками под командованием бывшего поручика лейб-гвардии Семеновского полка и будущего красного маршала Михаила Тухачевского. Всех, однако, большевикам отловить не удалось – а то не дожил бы Воскобойник до 1941-го, – многие разбежались. Воскобойник оформил документы на имя Ивана Яковлевича Лошакова и колесил по стране, постоянно меняя место жительства. В конце концов в 1924 году Воскобойник-Лошаков осел в Москве. Будучи человеком вполне подготовленным, он без труда поступил, а затем и окончил электромеханический факультет довольно престижного Института народного хозяйства им. Г.В. Плеханова и устроился в Электроизмерительные мастерские при Всесоюзной палате мер и весов, где очень скоро стал начальником. Подобные карьерные успехи (не говоря уже о более поздних воспоминаниях современников) показывают Воскобойника как прирожденного лидера, который умел привлечь к себе людей, объединить их и возглавить. Жизнь начала входить к привычную колею, и в этот момент Воскобойник, посчитавший, что 10-летний срок давности со времени его участия в восстании прошел, решил урегулировать свои отношения с властями. В 1931 году он явился в местный отдел ОГПУ и дал признательные показания. Надо сказать, что наказание для бывшего повстанца было не слишком суровым: до суда дело доводить чекисты не стали и Воскобойник был в административном порядке (то есть без приговора) выслан на три года в Новосибирскую область.

В 1934 году срок ссылки закончился и Воскобойник вышел на свободу – хотя, как и Каминскому, ему было запрещено жить и работать в крупнейших городах СССР. В результате, поменяв несколько мест работы, Воскобойник в 1938 году оказался в провинциальном Локте, где и началась их дружба с инженером Каминским. Их роднило то, что и Воскобойник, и Каминский обладали огромными амбициями, а советская власть не дала им себя реализовать – и тот, и другой оказались в заштатном поселке, на незначительных должностях, без всяких перспектив дальнейшей карьеры. Советская власть отринула этих, безусловно, талантливых людей, превратив их в изгоев. И как результат, они отдали свои способности на службу врагов этой самой власти, сломавшей их жизнь.

Судьба Каминского показательна – сталинская система сама создавала себе врагов внутри своей собственной системы, плодила недовольных и часто талантливые организаторы оказывались «не при деле». В случае с Каминским и Воскобойником это имело трагические последствия для тысяч людей…

22 июня 1941 года немецкие войска перешли границы СССР. Орловская область оказалась на направлении наступления группы армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока. Фронт стремительно приближался, и советское руководство вскоре встало перед необходимо-стью организовать эвакуацию промышленности, а также инженерных кадров в тыл. Спиртзавод был эвакуирован. И Воскобойник, и Каминский (вместе с семьями) получили предписания отбыть к новому месту следования. Однако оба они уже приняли решение ждать немцев и предложить свои услуги оккупационным властям. Семья Воскобойника осталась, а вот Каминский свою отправил в эвакуацию. Позже появиться версия, что Каминский не просто остался в Локте, а был оставлен для организации подпольной работы по линии НКВД, агентом которого он стал после освобождения. Но в этом лишь доля правды.

Александр Федосов в статье «„Республика“ карателей»[7] приводит выписку из письма начальника Управления НКВД Орловской области майора госбезопасности Кондратия Фирсанова начальнику 2-го управления НКВД СССР комиссару госбезопасности 2-го ранга Павлу Федотову от 17 июля 1942 года: «28 марта 1940 года Шадринским НКВД Каминский был завербован секретным сотрудником под кличкой „Ультрамарин“ для разработки ссыльных троцкистов… Всех их Каминский характеризовал в 1940 году как антисоветски настроенных, за исключением Прониной». В Локте же, по отзыву лейтенанта госбезопасности Гурова, «агент к работе относился недобросовестно, на явки являлся неаккуратно, задания точно не выполнял». Заканчивая свое донесение, Фирсанов запрашивал: «Не считаете ли вы целесообразным выдать Каминского немцам как секретного сотрудника НКВД? Подписка его, выданная Шадринскому РО НКВД, у нас имеется».