«Трепещите, панцирные загрызы! Браконьеры Урюпинска уже точат на вас свои именные резаки!» — с тоской подумал Михаил, остро сожалея о том, что выбрал сегодня для поездки на ответственное, можно даже сказать конспиративное, свидание такой вид общественного транспорта, как дилижанс.

А ведь он специально вышел пораньше из дому, надеясь хорошенько обдумать в пути предстоящую встречу. Завзятому домоседу и виртуалыцику Летину почему-то казалось, что дилижансами ездят исключительно мечтательные и молчаливые люди. Это его романтическое заблуждение было развеяно общительными соседями уже в самом начале пути. Хотя в обычные дни он предпочитал как раз коллективный транспорт и любил, когда в попутчики подбиралась хорошая разговорчивая компания. Но только не сегодня.

Дело было в послании, полученном им с утра. У Михаила имелся старший брат — Петр Летин, штурман межзвездных рейсов. Три года назад Петр был осужден за контрабанду земных наркотиков и приговорен к пожизненной службе на корабле забарьерной разведки. Этим утром, когда Михаил выходил из дому прогуляться и позавтракать в кафе на углу улицы, соседский оголец сунул ему в руку записку. В записке было несколько слов, написанных знакомым почерком: «Мишка, я вернулся. Надо встретиться. Горный орел, 18.оо»

Отель «Горный орел» был Михаилу очень хорошо известен: именно в этом отеле в годы юности дневал и ночевал — то есть практически созревал — его брат Петр, прежде чем окончательно дозрел и к принял роковое решение пойти на штурманские курсы.

Сунув записку в карман, Михаил добрел до кафе и что-то там сжевал (вполне возможно, какую-нибудь казенную салфетку или скатерть). В процессе жевания Михаила посетило нездоровое ощущение, что записка просвечивает сквозь карман его штанов и привлекает к нему всеобщее внимание. Домой он вернулся уже на полном автомате, зажав бумажку в кармане в кулак (чтобы не отсвечивала, сволочь), обреченно послонялся по квартире, рухнул в любимое кресло перед монитором, после чего извлек из запотевшего кармана штанов помятую бумажку и прочитал ее еще раз. Содержание записки, разумеется, не изменилось.

Теперь Михаил ехал на свидание с братом Петром, совершившим побег с корабля забарьерной разведки. Всю дорогу Михаил честно пытался причесать растрепанные мысли и собрать их в целенаправленный пучок. Но для этого надо было сначала отделить нестройный шорох мыслей от докучливых внешних помех:

— Этот прыщавый молокосос, эта девица в штанах грозится — ха-ха, он грозится! — лишить меня — меня! — охотничьего билета, если я в течение года появлюсь на Дирлоке! — бурлил, закипая все круче, охотник. — Да я сам, лично, вот этими руками спущу в унитаз этот паршивый билет вместе с их ублюдочным табельным парализатором!!!

— Кроме того, должен заметить, что тех же ящериц в нашем городском террариуме больше, чем их наберется на трех материках Беблера, вместе взятых! — окончательно завладел инициативой в параллельной беседе бежевый господин. Девушка глядела на него с восхищением, очаровательно приоткрыв рот, молодой человек в цветастых шортах — с угрожающим прищуром. В то же время какие-то отчетливо-агрессивные выкрики начали доноситься еще и снаружи. Поблизости на дороге шла отчаянная перепалка, и дилижанс, судя по нарастанию скандальных звуков, медленно, но верно к ней приближался.

Михаил с любопытством высунулся в окно и повертел головой. Охотник, на время прервав свои излияния, тоже глянул за окно; остальных пассажиров дилижанса посторонние звуки очень вовремя отвлекли от завязавшейся дискуссии — над бежевым господином уже нависла серьезная опасность в лице блондина в шортах.

Источником скандала оказались две машины, двигавшиеся впереди параллельным курсом: по дороге для архаичного транспорта полз оранжевый «жук» навозоуборщика, а по трассе шел белый «Шевроле-Корвет», длинный, словно французская сарделька, и набитый народом, как осетровая самка на нересте — икрой.

На просторной броне «жука» расположились, словно на пляже, трое голых мужчин и перекидывались там в картишки. Из «Шевроле-Корвета» в адрес загорающих сыпались издевательства и насмешки. Троица с навозника вяло отбрехивалась, компания в белой «сардельке» свирепела.

— Не свалитесь с этой кучи дерьма, трам-тара-рам… (вашего самого близкого предка по женской линии), — орал грубый бас из белого авто. — Залезайте внутрь, там вам, червям навозным, лучшее место!

— Это что, передвижной гальюн? Кто последний к на очереди? — вторил ему визгливый тенор.

— Не подмазывайся к чужому сортиру, огрызок! Плаваешь в своем — белоснежном, и плавай! — лениво отвечали с «навозника».

«Так их!» — мысленно поддержал картежников Михаил Летин: путешествуй он по ту сторону бордюра, наверняка ощутил бы обиду за шикарный «Шевроле-Корвет». Но сейчас Летин всей душой встал, на сторону экипажа «жука», как и подобало пассажиру экзотического транспорта по эту сторону дороги.

«Шевроле» взорвался фонтаном нецензурщины. «Навозник» терпеливо молчал. Когда поток оскорблений иссяк, с «жука» ответили:

— Вони-то! Спустить не забудьте! Мы ведь только за лошадьми подбираем.

Тем временем дилижанс начал вклиниваться по свободной полосе аккурат между конфликтующими сторонами. А из «Шевроле-Корвета» уже летел в сторону «жука» первый баллистический снаряд, сиречь — пустая бутылка из-под пива. Неприятельская боеголовка еще рассекала воздушное пространство между враждующими державами, а лихая троица ассенизаторов была уже на ногах. Просвистав узким горлышком над лошадиной холкой, бутылка смачно разбилась об оранжевый бок «навозника». Его экипаж распахнул люк на крыше.

«Господи, только не это!» — в отчаянии подумал Михаил, шарахаясь от окна в глубь кареты. Но господь бог, по своему обыкновению, Михаила не услышал: в следующую секунду три танкиста нанесли по врагу ответный огневой удар — пригоршнями навоза. Из «Шевроле» кинули еще пару осколочных. Три веселых друга в долгу не остались, и скоро в воздухе стало тесно от несущихся с обеих сторон летательных снарядов принципиально разных систем.

Добрую половину ураганного артобстрела принял на себя ни в чем не повинный дилижанс, оказавшийся, на свою беду, в самом эпицентре боя. Все пассажиры дилижанса кто как мог пригнулись, чтобы не маячить лишними мишенями в окнах. Охотник залег под сиденье и яростно там ругался. Девушка непрерывно брезгливо всхлипывала и попискивала, прикрыв руками голову. Блондин частично закрыл соседку своим могучим торсом, героически ее приобняв. Самым отважным из пассажиров оказался бежевый господин:

— Давай! Так их! Влепи им, ребята! — орал он, азартно подскакивая и потрясая кулаками. Но этого ему показалось мало, и он принялся метать лошадиные яблоки, подбирая их с пола, в направлении «Шевроле». Хуже всех приходилось кучеру на козлах дилижанса: пассажиры могли догадаться о его панике, судя по бестолковому дерганью их допотопного ящика. Когда в воздухе запахло грозой и навозом, а над дилижансом полетели «первые ласточки», возница поначалу резко натянул вожжи, а потом от большого ума попробовал развернуть карету прямо на «огневой полосе», но это у него не вышло.