И сейчас, заново перечитывая «Отверженных», Иван открывал все новое в давно знакомой книге.

Он просто взрослел, поэтому читал книгу совершенно иначе.

Из коридора вернулись Козлов и Мартынов. Взяли стулья, сели у кровати Данилова.

— Слушай, Иван, — наклонился к нему Мартынов, — я говорил с комиссаром госпиталя, ты, значит, на курсы краскомов собрался?

Иван кивнул, поправил рубашку.

Мартынов смотрел на него улыбаясь. Уж слишком по-мальчишески тонкая шея была у будущего краскома. Он помолчал и сказал:

— Мы тут с товарищами умом пораскинули и решили, что ты для нашего дела очень нужный человек. Во-первых, молодой, во-вторых, образованный, а в-третьих, смелый.

— Для какого дела? — с недоумением спросил Иван.

— Партийная ячейка твоей роты да и товарищ Козлов рекомендовали тебя для работы в ВЧК.

Иван растерянно молчал.

— Ну, чего молчишь?

— Так я не умею…

— А ты думаешь, я очень умею или Козлов? Учиться будем. Главное у тебя есть, ты задачи партии нашей понимаешь.

— Так я же беспартийный.

— Ты член Союза рабочей молодежи. Поработаешь у нас, станешь большевиком. Завтра принесу тебе опросный лист. Заполнишь, прошение напишешь и из госпиталя прямо к нам.

Василий Николаевич Манцев вернулся с совещания.

Вопрос обсуждали важный — положение в столице республики.

Что и говорить, радостного было мало, несмотря на ликвидацию левоэсеровского мятежа и разгром анархистов. Политический враг полностью сменил фракционную борьбу на вооруженную. Одна за другой, как пузыри газа на болоте, возникали самые различные контрреволюционные организации.

С Кубани, Дона, Севера и Сибири шла в Москву резидентура многочисленных контрразведывательных организаций. В сентябре был ликвидирован заговор Локкарта.

И конечно, покушение на жизнь Ленина…

Революция, гражданская война, разруха и голод породили неведомые до сей поры масштабы спекуляции и бандитизма. В 1917 году, придя к власти, правительство Керенского объявило всеобщую амнистию. Тысячи уголовников, опасных, умелых, дерзких, осели в Москве. Группкой налетчиков была похищена большая часть картотеки бывшей сыскной полиции, поэтому люди, призванные охранять революционный порядок, начинали все с нуля. Ежедневно дежурные ВЧК и уголовно-розыскной милиции получали сообщения о грабежах, налетах, проведенных с пугающей дерзостью и жестокостью. Бандитизм и все присущее ему: малины, подпольные игорные дома, тайные кабаки — создавали питательную среду, в которой рождались новые преступления. Все это отвлекало силы от борьбы с контрреволюционным подпольем.

Об этом и говорили на совещании. Назрел вопрос о создании в столице республики своей чрезвычайной комиссии.

Манцев стоял у окна. По Малой Лубянке ветер тащил опавшую листву и обрывки декретов. Спешили прохожие. И Василий Николаевич поймал себя на мысли, что толпа на улицах стала одноликой, почти одноцветной, как солдатский строй.

В дверь постучались.

— Войдите.

Вошел работник секретариата, протянул Манцеву бумагу.

— Феликс Эдмундович просил передать вам.

Это была шифровка из Ростова. Бахтин сообщал, что вывезенный на юг архив сыскной полиции найден, изъят и переправлен в Москву. Шифровка была такой, какую и должен был послать Бахтин. Короткая и точная.

Александр Петрович Бахтин был лучшим криминалистом Европы, как писали о нем газеты до революции.

Много лет назад в Париже на квартиру социал-демократов пришел высокий элегантный господин, представился чиновником сыскной полиции и сказал, что охранка готовит провокационное политическое убийство.

Ему не хотели верить, но большевики все же послушались совета полицейского чиновника. Провокация охранки была сорвана.

Нет, Бахтин не был социал-демократом, он вообще был вне политики, он боролся с преступностью. Но все же, как честный человек, предотвратил кровавую провокацию.

Потом у него были неприятности. Слишком уж плотно помощник начальника сыскной полиции Петербурга надворный советник Бахтин взялся за окружение Распутина. Его быстро перевели в Москву.

После революции он был арестован. Но разбирал его дело Гринин, тот самый большевик, которого спас Бахтин.

Так началась работа Бахтина в уголовно-розыскной милиции, а потом ВЧК дала ему задание найти архивы.

И он нашел.

Манцев вспомнил свой последний разговор с Бахтиным. Его немного ироничную, даже желчную манеру излагать мысли. Откровенно говоря, он тогда не очень верил в успех операции.

Читая шифровку, Василий Николаевич радовался своей собственной ошибке и поражался умению Дзержинского разбираться в людях.

Зазвонил телефон.

— Манцев.

Голос Дзержинского в трубке был спокоен и доброжелателен:

— Вы прочитали шифровку?

— Да, Феликс Эдмундович.

— Когда Бахтин вернется, я думаю, что его необходимо использовать как спеца, консультанта в группе, занимающейся борьбой с бандитизмом.

— Он будет служить в ЧК?

— Я этого не говорил, Василий Николаевич, его надо прикомандировать от уголовно-розыскной милиции. Ведь он раскрывал очень сложные дела. Одно ограбление Ростовского банка чего стоит. И помните, Василий Николаевич, Бахтин умный, честный и смелый человек. Пока он нам нужен.

Вчера Алексей Климов продал золотые часы отца.

Ювелир на Малой Дмитровке пощелкал крышками, внимательно, через лупу осмотрел механизм, потом так же внимательно поглядел на него. Он сразу оценил его сизую офицерскую шинель, фуражку с кружком от кокарды и предложил смехотворно маленькую сумму.

Алексей молча взял с прилавка часы.

— Э, молодой человек, — засмеялся ювелир, — так дела не делаются. Вам не подходит цена? Торгуйтесь.

— Не приучен, — зло ответил Климов.

Ювелир взял часы, вздохнул и назвал цену, в два раза превышающую первоначальную.

— Вы фронтовик? — спросил он, пересчитывая деньги.

— Точно так.

— У меня под Ригой погиб сын, прапорщик Бутузов. Не слыхали?

— Я воевал в Галиции.

— Счастливы ваши родители. Вы живы.

Климов взял деньги. Приложил руку к козырьку, отдавая дань убитому прапорщику Бутузову.

Домой, на Сивцев Вражек, Алексей шел по мокрому от дождя Тверскому бульвару. Сапоги скользили по размытой глине дорожек, деревья сбрасывали остатки листьев, и они тихо кружились в сыром воздухе, как немецкие аэропланы «таубе».