Машина остановилась рядом.

Келли улыбнулась и забралась в нее.

– Э-э-э… это младенец, мэм, – сказал Джек, сидя в безопасности за своей стеклянной перегородкой.

– А тебе уже говорили, что как дежурный сержант ты вообще никакой? – огрызнулась детектив. Она и сама знала, кто это. Сейчас ее больше интересовало, чтó он собирается с ним делать.

– Я знаю только одно – десять минут назад, когда вы выходили, мэм, у вас в руках его не было.

– Очень смешно, Джек, – прищурилась Ким. – А теперь впусти меня и займись…

– Вы не можете оставить его здесь, мэм, – прервал ее сержант.

– Джек, хватит выпендриваться, и возьми…

– Я серьезно. – Мужчина покачал головой. – Сейчас сюда приедут две дежурные машины и фургон с участниками драки, которые что-то не поделили в пивнушке.

Логично, подумала Стоун. В течение ближайших двух часов ему будет не до ребенка.

– Ну хорошо, тогда вызови кого-нибудь…

– Обязательно, мэм. Только позвоню на третий этаж, в круглосуточные ясли.

– Джек… – В голосе Ким послышались предостерегающие нотки.

Сержант развел руками и выразительно пожал плечами.

Стоун тоже не была уверена, что точно знает, чего ждет от сержанта, но ручка автомобильного кресла-переноски начала давить ей на руку.

– Впусти меня, – рявкнула она. – И немедленно позвони в соцобеспечение.

– Уже, мэм, – ответил полицейский, снимая телефонную трубку.

Ким направилась в отдел, в котором погасила свет за пятнадцать минут до этого. Затем поставила переноску на стол Брайанта и включила нагреватель. К счастью, комната еще не успела остыть.

– Ну, и что теперь? – спросила детектив, стоя перед столом и уперев руки в бока.

Носик на крошечном личике сморщился, и дитя продолжило свой безмятежный сон.

– Ладно, – Ким наклонила голову, – придется обыскать тебя на предмет улик, – негромко закончила она.

Инспектор отодвинула в сторону сложенную в четыре раза белую кружевную шаль, которая укутывала ручки и ножки младенца, превращая его в мумию. Под шалью обнаружился одетый на младенца комбинезон лимонного цвета, закрывавший его руки, ноги, голову и уши. Ким ощупала все вокруг, но больше в кресле ничего не было. Она осторожно расстегнула застежку переноски и дотронулась до молнии комбинезона. И замерла, когда младенец издал чмокающий звук, как будто жевал что-то.

Только не просыпайся, молча взмолилась Ким, остановив руку на замке молнии. Имея дело с закоренелыми преступниками, инспектор волновалась гораздо меньше. Утренний рейд по наркопритонам, двухмильная пробежка в сумерках в погоне за насильником и присутствие на месте кровавого убийства – все это случилось с ней за последнее время, но ни одно из этих событий не вызвало у нее такого стресса, который она испытывала в настоящий момент.

Глаза младенца были закрыты, так что Стоун продолжила свой обыск. Когда молния была расстегнута, инспектор увидела, что младенец одет еще в один комбинезон, своего рода нижнее белье.

Неожиданно младенец пошевелился и засучил ножками. Ким отступила на шаг и затаила дыхание.

Звонок телефона заставил ее вздрогнуть.

– Ну же, Джек, скажи, что они уже здесь, – взмолилась детектив, понимая, что для социальной службы это был бы рекорд.

– Как бы не так, – фыркнул сержант. – Выездная группа в настоящий момент пытается пристроить мать и пятерых детей, которым бросивший их отец вынес смертный приговор.

– Боже, – произнесла Ким. Сезон рождественских чудес явно закончился. – И сколько же их ждать?

– Ни малейшего понятия – они не дают никаких обещаний. Но закутанный младенец в тепле полицейского участка явно не входит в список их приоритетов.

– Послушай, Джек, ты наверняка можешь что-то…

– Не могу больше говорить, – ответил сержант, и в трубке послышались какие-то крики.

– И на этом спасибо, – простонала Ким, бросив трубку. – Отлично, – сказала она, увидев, что рот и глаза младенца открылись практически одновременно.

Когда комната наполнилась громким воплем, она виновато оглянулась вокруг. Правда, Ким не знала, кого она хочет убедить в том, что не трогала кроху. В комнате никого не было. И в этом-то и была основная проблема.

Младенец вновь завопил. Звук действовал ей на нервы. Проклятье, и что ей теперь делать?

Инспектор достала мобильный телефон и вошла в «Контакты». Ей ответили после второго гудка.

– Что случилось, командир? – услышала она в телефонной трубке – и никогда еще не была так счастлива от звуков этого голоса.

– Брайант, ты немедленно нужен мне в участке. – Ким посмотрела на младенца, который обиженно кричал рядом с ней. – И поторопись, Брайант. Ситуация критическая.

Каждое движение фургона заставляло Андрея кричать от боли. Каждый поворот, торможение или яма на дороге вызывали в его ноге агонизирующую боль, взрывавшую ему мозг.

Самому Андрею казалось, что кричит он очень громко, однако из-под повязки, которая полностью осушила его рот, раздавались только глухие звуки. Связанными руками он пытался удержаться за металлический пол, чтобы принять более устойчивое положение и обездвижить свою ногу, но колебания подвески бросали его по всему кузову, как тряпичную куклу. Он попытался убедить себя, что его везут в больницу, а путы и кляп – это лишь необходимые меры предосторожности на время перевозки.

Андрей не знал человека, который сидел за рулем фургона, но время от времени видел его раньше на ферме. Ему пришло в голову, что черный фургон всегда появлялся после какого-нибудь несчастья.

Неожиданно машина остановилась, и двигатель замолчал.

Андрей напряженно прислушался.

Боковая дверь открылась, и его выбросили на улицу, как мешок с картошкой. Он вскрикнул от боли, и на глазах у него выступили слезы.

Снегопад усилился с того момента, как они уехали с фермы. Теперь снежинки не просто, кружась, падали ему на голову – Андрей почувствовал их ледяные укусы на своей коже. На земле уже лежал дюймовый слой снега.

– Прошу вас, – пролепетал он.

Никто не обратил на его слова никакого внимания, и его поволокли по канаве, проходившей вдоль канала. Красные круги в глазах от боли в ноге не позволяли ему рассмотреть окрестности.

– Прошу вас, отвезите меня в больницу, – умолял Андрей в надежде, что его наконец поймут.

– Хватит шуметь, идиот, – услышал он, хотя вокруг не было никого, кто мог бы расслышать его мольбы.

Мужчина тащил его по мосту и вдоль бечевника[6]. Каждое движение вызывало боль в его переломанных костях.