Это что, какие-то новые технологии? Кто-то задумал поразить этим чудом полиграфии мой зацифрованный разум?

Взгляд, вцепившийся в «форд», замечает невнятную рябь на периферии картинки, смещается и фокусируется на плотной толпе прохожих. Подробностей, само собой, было не разобрать: слишком мелко и темно, можно разглядеть только отдельные головы, шляпы, вскинутые руки.

Происходящее захватывает меня, очень хочется узнать, что же такого происходит на улицах огромного города…

Нью-Йорк меня слышит и выбирается за пределы постера. Небоскрёбы переползают на выкрашенную белой краской стену, а асфальтовая лента вытягивается в мою сторону, словно язык хамелеона, готового слопать очередную муху. Город вываливается из двухмерного пространства, будто на мне 3D-очки, кажется, что можно подойти к любой машине, открыть дверь, забраться на заднее сиденье и под плохо различимое ворчание седого чернокожего таксиста отправиться к Центральному парку или на Кони-Айленд. Звук, который я себе до этого только представлял, становится реальным и почти не отличается от моих фантазий: музыка, клаксоны, шины, моторы, хлопки, мешанина людских голосов… Хотя нет, голоса потерялись: вместо них от стен отражается шуршание, наверное, именно так могла бы звучать ползущая по своим делам мохнатая гусеница.

Вдруг людской поток вздрагивает, потом ещё раз, ещё, будто через него пропускают электрический ток. Конвульсии не прекращаются, напротив, промежутки между ними становятся всё меньше и меньше, а границы между людьми стираются, и скоро людская масса окончательно превращается в нечто неописуемое, в новую сущность. А через мгновение вся улица присоединяется к бьющейся в бешеном рваном ритме живой массе. Город всхлипывает, закашливается, давится жизнерадостной рекламой энергетика и затыкается.

Я стою в самом центре и смотрю по сторонам. Трансформация не прекращается.

Небоскрёбы оплывают, верхушки их склоняются и сливаются, образуя непроницаемый свод, жители становятся то ли ворсинками, то ли ещё чем, машины пухнут папилломами… Это уже не Нью-Йорк. Это глотка огромного монстра, я стою на её дне и жду, когда он сглотнёт, и я исчезну в его кишках, окончательно и бесследно.

В голове всплывают мои утренние мысли. Как-то по-другому я представлял себе свой конец, менее эпичным.

Я к такому не готов.

Откуда-то справа выныривает жёлтый «форд» и, отчаянно сигналя, устремляется в мою сторону. Я не двигаюсь, тупо наблюдая, как проглатывает метры последнее нью-йоркское такси, как увеличивается до неимоверных размеров решётка радиатора. И я не хочу умирать. Не знаю почему, но не хочу.

Я закрываю глаза.

Бампер бьёт меня в грудь, не знаю, как так получается: то ли «форд» подпрыгнул, то ли вырос, то ли я превратился в карлика. Удар сильный, но мягкий, будто мне прилетает подушкой. Не слышно хруста рёбер, не ломаются хрупкие кости, не разрываются внутренние органы. Меня отбрасывает назад, я падаю навзничь, бьюсь затылком о что-то явно более мягкое, чем асфальт…

Я открываю глаза и вижу белый потолок с горящими в нём панелями дневного света.

Поворачиваю голову направо, налево, вижу знакомый интерьер с незнакомого ракурса.

Я просто упал с кресла, и теперь валяюсь на покрытом ковролином полу. Заснул незаметно для себя и упал.

А что там с Нью-Йорком?

Приподнимаю голову, смотрю перед собой, но стол и монитор закрывают обзор. Надо вставать.

Я переворачиваюсь на бок, встаю на четвереньки, цепляюсь пальцами за краешек стола и поднимаюсь на ноги.

Большой чёрно-белый постер из моего сна висит на стене.

Или это был не сон?

Я пячусь в сторону двери.

Конечно, сон. Вот только оставаться наедине с приснившимся мне монстром не хочется совершенно.

Нащупав дверную ручку, я поворачиваю её, толкаю от себя и вываливаюсь в коридор спиной вперёд. Отступаю назад, захлопываю дверь и, закрыв глаза, прислоняюсь лбом к прохладной глянцевой поверхности. По лбу скатывается холодная капля пота.

Сон это или нет, но по-любому чертовщина. С утра Париж, в обед Нью-Йорк… Всё очень реально, всё слишком реально. И конец ли это?

И, самое главное, для человека, который решил покинуть этот бренный мир, и загвоздка была лишь в том, что нужно отработать ещё один день – закрыть важные дела, я слишком испугался всего происходящего. Я чётко помню, что мне не хотелось, чтобы жёлтый бампер был последним, что я увижу.

Я не хотел заканчиваться.

Я передумал.

Хочу жить.

Слышите, там?

Я поворачиваюсь, не отлипая от двери, и открываю глаза.

Проклятие.

Я смотрю на очередной чёрно-белый город, занимающий почти всю стену.

Лондон.

Мрачные здания, чьи очертания скрадывает густой туман, на высокую башню с круглыми часами на самом верху давят почти чёрные клубящиеся тучи. Фонари, стоящие вдоль дороги, горят, но кажется, что их усилий еле-еле хватает только чтобы немного рассеять темноту вокруг них самих. К одному из них жмётся человеческая фигурка, судя по силуэту и тонким бледным ножкам, виднеющимся из-под плаща, девушка. Сверху она пытается прикрыться зонтиком, таким же чёрным, как тучи в небе, никакой жизнерадостной желтизны. Скорее всего, она ждёт автобус, который как раз появился в начале улицы – классический лондонский даблдекер красного цвета. И, казалось бы, он должен нести с собой надежду и веру в лучшее – своей яркостью, противоположной окружающей серости и темноте, горящими фарами и проникающим сквозь стёкла светом, уютом и теплом салона, в котором можно спрятаться от мороси и ветра… Но он здесь чтобы стать символом обманутых надежд и бессмысленности веры: цвет его не красный, а кровавый, будто он проехал сквозь толпу людей и напитался их смертью, свет фар мертвенно бледный, а сквозь мутные стёкла салона, словно измазанные, заляпанные чем-то изнутри, можно разглядеть гротескные изломанные фигуры, не слишком похожие на людские. Но всего этого не видит, да и не может увидеть бедная девушка, которая через минуту зайдёт в открывшиеся двери автобуса.

Хочется окликнуть её, сказать, чтобы она убегала прочь, пусть в обволакивающую темноту, в тени домов, лишь бы подальше от двухэтажного катафалка…

Вот только у меня не получается не то, что выдавить из себя хоть пару слов, а даже сделать вдох.

Нечто, бывшее только что автобусом, выстреливает багровыми нитями, которые ударяют мне в глаза и залепляют их непроницаемой массой, обволакивают их, а потом рывком вырывают из тела. По крайней мере, именно так я это ощущаю, хотя что-то мне подсказывает, что сами глаза остаются на месте, а вот сознание…

Моя оболочка остаётся стоять в коридоре, возможно, медленно сползает на пол поломанной куклой, а сам я оказываюсь в залитом красным светом помещении, настолько ярким, что больно смотреть… Хотя нет, не ярким. Скорее тяжёлым, густым,