— А ты, малыш, тоже хочешь быть грабителем, как эти? — дружелюбно спросил Дандин.

— Да, — кивнул Шари. — У грабителей есть рабы, их заставляют работать.

Ласки испуганно уставились на Дандина, а он поддел кончиком кинжала пирожок и сказал угрожающе:

— Неужели эти честные звери держат рабов? Землянуха внезапно стал заикаться.

— Н-нет, — сипло простонал он. Дандин сурово взглянул на дрожащих Молочая и Землянуху и, подняв ивовый прут, со свистом взмахнул им:

— Как думаешь, Мэриел, эта парочка говорит правду?

Мышка подошла к столбу — месту ночлега и наказаний Колючки Шари — и отвязала толстую веревку. Подмигнув ежонку и Дандину, она затянула на конце веревки крепкий узел. Затем она разложила на земле шесть орехов и повернулась к Землянухе и Молочаю:

— Видите эту веревку? У меня всегда с собой такая, она называется Чайкобой. Я могу сбить чайку одним ударом. Здесь чаек вроде бы нет, зато есть кое-что другое…

С этими словами Мэриел завертела веревку над головой. Веревка взвилась в воздухе раз, другой, третий…

Ласки только пискнули от страха. Дрожа, они уставились на осколки скорлупы и крошки ядрышек — все, что осталось от шести орехов. Мэриел поднесла Чайкобой к самым носам Молочая и Землянухи:

— Понимаете, о чем я?

Незадачливые рабовладельцы отшатнулись, вскочили и бросились наутек. Только пятки засверкали.

Все припасы ласок достались друзьям. Плотно позавтракав, они отправились дальше. Шари принял твердое решение стать бесстрашным воином, таким же как Дандин и Мэриел.

Королева Сирина печально смотрела на своего сына — маленького Трюфэна. Он сидел в Банкетном Зале замка Флорет и казался таким одиноким! Бедный бельчонок! Его держали в плену, без родителей, только старая барсучиха — его няня Мута — была рядом с ним. Сирина и ее муж Гаэль Белкинг сидели у стены, Трюфэн — в середине зала, на маленькой скамеечке, а напротив них на почетных местах за столом сидели Нагру и Сильваморта в окружении своих офицеров. Сирина крепко сжала лапу Гаэля, и они посмотрели на маленького заложника.

Сирина вспоминала о том, что произошло. Неужели прошло всего три месяца с тех пор, как Нагру и Сильваморта появились у ворот замка? Казалось, они хозяйничают здесь уже целую вечность. Она вспоминала тот вечер, когда они впустили Нагру и его подругу в дом: была ранняя весна, моросил дождь, дул пронизывающий ветер. Гаэль приказал впустить, накормить и одеть едва живых от усталости, голодных и грязных лис. Сирина очень жалела, что Гаэль не послушал предупреждений Рэба Быстробоя. Но Белкинг был упрям — он и слышать не хотел о том, чтобы в замке Флорет кому-нибудь отказали в гостеприимстве. Рэб долго спорил, и ссора продолжалась до тех пор, пока рассерженный Рэб не ушел из замка вместе с другими выдрами, которые охраняли Флорет.

За два дня лисы стали хозяевами замка. Как просто оказалось это сделать! Сильваморта заманила Муту в комнату и заперла ее там. Нагру схватил маленького Трюфэна, который до смерти перепугался, увидев жуткие когти у самого своего горла. Гаэлю пришлось опустить подъемный мост, и в замок ворвались крысы.

С этой минуты жизни обитателей замка висели на волоске. Все их друзья и придворные, которые пытались сопротивляться, были убиты или заключены в подземелья замка Флорет; тех, кто не был опасен, заставили прислуживать лисам и их офицерам.

Нагру был весьма крупный лис. От кончика носа до кончика хвоста его гибкое и сильное тело покрывали голубовато-серые пятна, а его жестокие глаза напоминали кроваво-красный гранит. Одеждой ему служила шкура волка: свои лапы Нагру вдевал в лапы шкуры, как в рукава рубашки, а волчья морда с пустыми глазницами красовалась на голове, надетая как капюшон. Вместо волчьих когтей были вставлены железные когти, поэтому лапы Нагру были грозным оружием.

Сильваморта уступала ему в росте, но не в жестокости. Ее морда была серебристой, и такие же серебристые отметины украшали серовато-белый мех на спине, глаза светились зеленоватым огнем. Она носила юбку из звериных хвостов с искусно вшитыми кусочками хрусталя, и, когда лиса двигалась, они позванивали.

Сейчас жестокая чета сидела бок о бок, попивая бузинное вино. Нагру поддел когтем черносливину и злобно швырнул ее в толстую старую крысу, которая держала в лапах музыкальный инструмент, похожий на лютню:

— Йохэл, песню!

Йохэл начал петь противным тонким голосом, аккомпанируя себе:

Пришел из дальней он страны, где сумрачен восход,

Где тундру укрывает снег почти что целый год,

Бесстрашный полководец он и в битвах знает толк.

Его зовут Урган Нагру — отважный Лисоволк.

Нагру спросил у Гаэля:

— Эй, Белкинг, знаешь, почему меня зовут Лисоволк?

Гаэль молчал, тогда Нагру сам ответил:

— Потому что я — единственный лис, который убил волка, это его шкуру я ношу. Этого волка звали Урган, я взял это имя и перевернул его — теперь меня зовут Урган Нагру. Говори хоть с начала, хоть с конца — получается одинаково.

Пока Нагру рвал зубами мясо и запивал его вином, Сильваморта пристально смотрела на Муту — старую няню-барсучиху. Мута молчала. Иногда, когда радовалась или пугалась, она издавала звуки, похожие на хриплый кашель или лай, но чаще она молчала. И сейчас, верная Трюфэну, она сидела рядом с ним. Сильваморту раздражала эта привязанность няньки к питомцу, и лисица никогда не упускала возможности помучить Муту. Подозвав к себе Йохэла, Сильваморта сняла с него красную с желтым короткую накидку и сорвала с головы шутовской колпак — он был сделан в форме двух рогов, на конце каждого болтался маленький колокольчик. Нацепив все это на Муту, лисица насмешливо крикнула:

— Поднимайся, полосатая! Я приказываю — пляши!

Барсучиха не сдвинулась с места, она молча смотрела на лисицу. Сильваморта кивком подозвала к себе Щелеглаза — одного из офицеров.

— Если эта дура не будет плясать, — пролаяла она, — пощекочи мечом беличье отродье! Пусть тогда он попляшет!

Щелеглаз встал и вытащил меч из ножен. У Муты не было выбора. Она стала медленно плясать, шаркая лапами.

Сильваморта пнула крысу:

— Играй, Йохэл!

Мута кружилась, стараясь успеть за музыкой. Колокольчики на дурацком колпаке беспорядочно звенели, а Сильваморта и крысы насмехались над неуклюжей пляской. По щеке Муты скатилась одинокая слезинка.

Королева Сирина отвернулась, не в силах видеть это жестокое представление. Гаэль наклонился к жене, словно утешая, и шепотом, чтобы слышала только она, сказал:

— Слушай и постарайся не показать своего удивления. Помнишь нашего славного певчего дрозда Рэльфа? Рэб передал мне через него, что выдры будут ждать нас сегодня во рву с водой — мы должны пойти с Мутой, когда она поведет Трюфэна спать после обеда. Рэльф повесит на окно над подъемным мостом красную скатерть, чтобы Рэб понял — мы идем. Когда выйдем из зала, смотри: на каком окне красная скатерть — из него-то мы и выпрыгнем. А потом выдры отведут нас в безопасное место…