Аластер отрицательно помотал головой.

– Они боятся – боятся Константина, боятся тебя, – поэтому ищут повод, чтобы держать тебя здесь. Они не очень-то верят, что это ты ответственен за смерть Аарона. – Аластер вздохнул. – И если это тебя не обнадеживает, подумай вот о чем – так как они не знают, как Константин перенес свою душу в тебя, я уверен, что они не захотят рисковать повторением прошлых ошибок.

Папа Колла ненавидел мир магов и в принципе не отличался оптимизмом, но в данном случае мрачные прогнозы Аластера заставили Колла вдохнуть с облегчением. В них был резон. Коллу никогда не приходило в голову, что он мог перенести свою душу в чужое тело или что маги могут беспокоиться из-за такой возможности.

– Значит, они оставят меня здесь, взаперти, – подытожил Колл. – Выбросят ключ и забудут обо мне.

Аластер ничего не ответил, и это было куда менее вдохновляюще.

– Когда ты узнал? – не выдержал Колл затянувшегося молчания.

– Узнал о чем? – спросил Аластер.

– Что я на самом деле не твой сын.

Аластер нахмурился.

– Ты мой сын, Коллам.

– Ты знаешь, о чем я, – вздохнул Колл… хотя и не мог отрицать, что поправка Аластера улучшила его настроение. – Когда ты понял, что во мне его душа?

– Сразу же, – ответил Аластер, чем слегка удивил Колла. – Я догадался. Мне было известно, над чем работал Константин, поэтому я предположил, что ему все-таки удалось перенести свою душу в твое тело.

Коллам вспомнил предсмертное послание его матери, оставленное для Аластера; то самое, что показал ему мастер Джозеф, наставник Врага Смерти, но которое скрыл от него отец:

Его до сих пор бросало в дрожь при мысли, как мама из последних сил выцарапывала эти слова и как папа читал их, держа на руках кричащего младенца – Колла.

Если Аластер сразу понял, что они означали, он мог просто выйти из пещеры, оставив его там. Холод бы не оставил ему шанса.

– Зачем ты это сделал? Зачем спас меня? – набросился Коллам на отца. Его голос прозвучал крайне сердито, хотя он этого и не желал. Но он был сердит, несмотря на то, что понимал, что в противном случае бы погиб.

– Ты мой сын, – просто повторил Аластер. – Кем бы ты ни был, ты навсегда останешься моим единственным ребенком. Души пластичны, Колл. Они не высечены в камне. Я думал, что если хорошо тебя воспитаю… если научу тебя правильным вещам… если буду достаточно тебя любить, с тобой все будет нормально.

– И посмотри, что получилось, – сказал Колл.

Прежде чем его папа успел ответить, к камере подошел стражник и объявил, что время посещения истекло.

Аластер поднялся и лишь затем тихо произнес:

– Я не знаю, поступил я правильно или нет, Колл. Но как бы то ни было, мне кажется, ты вырос хорошим.

И он ушел, сопровождаемый другим стражником.

* * *

За все время пребывания в Паноптиконе Колл не спал так хорошо, как той ночью. Койка была узкой, матрас – тонким, и по ночам в камере было холодно. Когда он ложился спать, ему всегда снился один и тот же сон: как магический разряд поражает Аарона. Как его тело подлетает и ударяется о землю. Как Тамара плачет над ним. И как чей-то голос произносит: «Это ты виноват, это все твоя вина».

Но этой ночью ему ничего не снилось, а когда он проснулся, то увидел снаружи стражника, держащего поднос с завтраком.

– К тебе еще посетитель, – сообщил он, смотря на Колла искоса. По всей видимости, все стражники до сих пор боялись в любой момент пасть жертвой его обаяния.

Колл сел.

– Кто?

Стражник пожал плечами.

– Ученик из твоей школы.

Сердце Колла бешено забилось. Тамара! Наверняка это была Тамара! Кто еще мог прийти его навестить?

Он едва обратил внимание, как стражник просунул поднос через узкое окошко внизу двери. Он был слишком занят, усаживаясь прямо и стараясь пальцами причесать взлохмаченные волосы, одновременно пытаясь успокоиться и придумать, что сказать Тамаре, когда она придет.

Эй, как дела, прости, что дал убить нашего лучшего друга…

Дверь открылась, и внутрь в сопровождении двух стражников зашел посетитель. Действительно, это был ученик Магистериума.

Но не Тамара.

– Джаспер? – Колл не поверил своим глазам.

– Знаю-знаю, – тот поднял руки, будто ожидал, что на него прольется бурный поток благодарностей. – Ты вне себя от счастья видеть меня здесь.

– Э-эм, – протянул Колл. Мастер Руфус был прав насчет Джаспера – его волосы выглядели так, будто он не расчесывал их несколько лет. Они стояли дыбом. Колл не мог прийти в себя от изумления. Джаспер сотворил это с собой намеренно? – Видимо, ты пришел рассказать, как сильно все в школе меня ненавидят.

– О тебе мало кто вспоминает, – ответил Джаспер, и то было очевидной ложью. – Ты для этого слишком жалок и скучен. Большинство грустит из-за Аарона. Ты для них лишь его приложение, понимаешь? Сливаешься с окружающей обстановкой.

«Ты для них его убийца», – вот что имел в виду Джаспер, пусть он и не произнес это вслух.

После такого Коллу не хватило духа спросить о Тамаре.

– У тебя были неприятности? – поинтересовался он вместо этого. – В смысле, из-за меня?

Джаспер потер ладони о свои дизайнерские джинсы.

– По большей части всех волновало, не обратил ли ты меня себе в прислужники. На что я ответил, что для этого ты слишком паршивый маг.

– Спасибо, Джаспер, – сказал Колл, неуверенный, всерьез он или нет.

– Так как жизнь в старом добром Паноптиконе? – спросил Джаспер, оглядываясь. – Все выглядит очень – э-эм – стерильно. Познакомился с кем-нибудь из настоящих преступников? Успел обзавестись тату?

– Ты серьезно? Ты пришел спросить, есть ли у меня тату?

– Нет, – оставил Джаспер шуточки. – На самом деле я пришел… ну… потому что Селия меня бросила.

– Что? – Колл решил на секунду, что ослышался. – Поверить не могу!

– Вот и я! – воскликнул Джаспер. – Я тоже не могу в это поверить! – Он плюхнулся на неудобный стул для посетителей. – Мы были идеальной парой!

Колл бы многое отдал, чтобы иметь возможность дотянуться до него и придушить.

– Нет, я имел в виду, что не могу поверить, что ты преодолел шесть пропускных пунктов и вытерпел, как я предполагаю, жутко постыдный досмотр только для того, чтобы явиться сюда и пожаловаться на свое разбитое сердце!

– Ты единственный, с кем я могу поговорить, Колл, – сказал Джаспер.

– Потому что я прикован к полу и не могу сбежать?