Не дожидаясь завершения всех почтовых операций, ломщик начал удаленную инсталляцию программ, разработанных им специально для «Мидгарда». Каждой клеточкой кожи он ощущал, с каким напряжением наблюдает за ним сейчас Порфирион, оценивая и подмечая любую мелочь.

Первые пакеты распаковались, мгновенно внедрившись в систему польского отделения транспортной сети Союза. Специальные ключи открывали замурованные до поры двери, и уже через несколько минут Листопад смог получить доступ к необходимым ему массивам.

Объект, как и было рассчитано, уже приближался к зоне проведения операции. Загрузив в центральный процессор выбранного локомотива еще одну программу, которой мог откровенно гордиться, юноша улучил секунду, чтобы смахнуть с бровей пот и сделать еще один глоток сладкой воды.

– У меня все готово, – сообщил он Порфириону, не узнав собственный голос.

– Действуй! – без заминки ответил тот.

И тогда Листопад, находящийся в четырех тысячах километров от места проведения операции, активировал сразу все программы для атаки на транспортную сеть.

Через долю секунды грузовая «суперсобака», следовавшая по курсу Анклав Москва – Мюнхен, сошла с ума. Пилоты, находящиеся в кабине локомотива, еще какое-то время пытались вернуть управление, но почти сразу убедились, что обречены.

Через несколько минут состав резко увеличил скорость, доведя ее до критической. Сделал он это на избранном «Мидгардом» отрезке трассы, где высокое бетонное ограждение до сих пор не восстановили после Инцидента. Практически в то же мгновение из строя вышло большинство элементов системы экстренного торможения. После этого направленный электромагнитный импульс привел к взрыву сразу несколько подушек под передними вагонами, сорвав «собаку» с трассы.

Пьяной змеей цепь вагонов скользнула по сочно-зеленому склону холма, сминая столбы электропередачи и ограждения сельскохозяйственных угодий. Скомкалась, с лязгом и серией взрывов превратилась в мешанину из платформ и цистерн, а затем начала замедляться, в агонии пропахав в плодородном европейском черноземе не один десяток саженей.

Системы пожаротушения, перепрограммированные ломщиком, не сработали, превратив «товарняк» в ярко полыхающий костер ценой в миллионы евродинов.

– Операция окончена, – хрипло скомандовал Порфирион, – поздравляю с удачным исходом. Зачистить объект.

Переведя взгляд на правый дисплей, молодой ломщик заметил, что оба исполнителя крепят к стенам и пульту управления небольшие термические заряды. Даже если пожилой араб выжил под поцелуем «дыродела», шансов уцелеть у него не оставалось.

Как и у всех, кто стал врагом Геоса.

Как и у всех, кто должен погибнуть, пока «Мидгард» не одержит победу, доказав всему миру, какую ошибку тот совершает…

Потому что «суперсобака», еще десять минут назад летевшая из московского Шарика, направлялась в крупнейшие научно-исследовательские центры европейских корпораций. Ее отправной точкой был вовсе не русский Анклав – почти двенадцать часов назад она стартовала с севера, с Кольского полуострова, загрузившись прямо на складах знаменитой Станции.

«Суперсобака» везла баварским ученым образцы грунта, воздуха, газов и минералов, добытых в чужих мирах. А это значило, что в войне с «Мидгардом» она стала врагом, которого уничтожили без сомнений или жалости.

Порфирион отдал последние приказы, после чего каналы связи оборвались, оставив Листопада в почти полной тишине. Стало слышно, как мерно гудят вентиляторы, а еще машинист тут же почувствовал, как нагрелась «балалайка» в затылке и «раллер» под пальцами.

Какое-то время он сидел неподвижно, а затем припал к горлышку бутылки, опустошив ее до дна. В несколько широких укусов, почти не жуя, проглотил бутерброд.

Встал, затравленным взглядом осмотрел комнату и принялся отключать оборудование.

Настало время заметать следы…

Музыка обрушивалась высоченными девятибалльными волнами, мягкими, но беспощадными. Мощная акустическая система, спрятанная в стенах и потолке спальни, в самых ничтожных мелочах передавала звучание старинных инструментов. Настолько, что иногда подполковнику казалось, будто в комнате присутствует самый настоящий оркестр цо-пучи, исполняющий придворную музыку.

Загадочно постанывали под щипками пальцев струны цитры. Потоком гармонии и вселенского порядка в мелодию вплетались трели древних флейт и свирелей пайсяо. Перекликались бронзовые колокольчики, негромко и гулко стучали многочисленные барабаны.

Не открывая глаз, подполковник Юйдяо протянула правую руку, забирая с журнального столика высокий стакан с ароматным зеленым чаем. Сделала большой глоток, улыбаясь от удовольствия. Как наполняет струя пустой сосуд, покой и умиротворение наполняли душу женщины. Жаль, что эйфория продлится недолго, вытесненная рутиной служебных обязанностей…

Конечно, для достижения более длительного эффекта церемонию чаепития следовало провести в соответствии со старинными традициями. Но сделать это не позволяла жесткая нехватка времени. А также отсутствие семьи – неизменного спутника всех чаепитий великой страны.

Однако целебный напиток, так или иначе, оставался одной из «семи первооснов, потребных человеку каждый день». А потому Юйдяо готовила его упрощенно, без длительных ожиданий, промывки заварки и многократных настоев.

Инструментальная композиция закончилась, ей на смену пришла другая, куда более агрессивная и строгая. Подполковник немедленно открыла светло-карие глаза, хищно прищуриваясь в ответ на грохот боевых барабанов. Теперь просторную спальню наполняли не задумчивые и преисполненные гибкости старинные ритмы, а настоящий армейский марш.

Именно такой музыкой Чэнь Юйдяо завершала скоротечные полчаса полуденного отдыха, выделяемые себе на воссоздание гармонии с окружающим миром. Иногда, хоть и нечасто, настроение менялось, и тогда на смену народным мотивам приходила патриотическая песня начала XX века.

Эти гимны, исполняемые симфоническими оркестрами прошлого, напоминали подполковнику о смутных временах, когда Поднебесная была слаба. Когда стонала под сапогами японских интервентов, собирая силы перед могучим тигриным рывком, в результате которого какие-то жалкие сто лет вернули Китаю славу самой могучей державы мира.

Не дожидаясь, пока мелодия стихнет, подполковник поднялась из удобного кресла. Оказалась на ногах одним плавным движением, грациозным и стремительным. Большим глотком допила чай, вернула стакан на столик. Повернувшись к зеркалу на стене, придирчиво осмотрела сидящий в обтяжку мундир, поправила короткие волосы, отливавшие густой бронзой.

Скуластое лицо женщины не выражало никаких эмоций, прямой рот казался нарисованным бледно-розовым карандашом, едва различимый макияж был нанесен расчетливо и тактично. Какие бы чувства или волнения ни царили в душе подполковника, более чем двухтысячный комплекс должен видеть только это лицо – бесстрастное и строгое, как законы Поднебесной.