Сеул выразил свое долготерпение к наглости криса тем, что игнорировал его вопрос. Он со значением поглядел на Сагая и произнес:

— Твой приятель может идти.

— О, у нас есть еще на сегодня общие дела, — ответил Сагай, делая вид, что принял приказ за вежливое предложение.

Глаза Сеула посуровели, но улыбка не покидала губ. Хет уже начал ненавидеть эту улыбочку. Сеул же мотнул головой в сторону патриция и продолжал:

— Достопочтенный нуждается в опытном проводнике, чтобы проводить его к древнему Останцу на равнине Солончаков.

Сагай нахмурился.

— К тому, что на западе?

— Да.

Хет бывал там и раньше, но обычно с учеными из других городов или из Академии, сейчас же у него не было настроения.

— Если ты уже знаешь, где он находится, — сказал он ровным голосом, но так, будто говорил с ребенком, — то зачем тебе проводник?

— Мне не всякий проводник нужен, — в голосе Сеула прорезалась сталь. Я предпочитаю определенного.

— И ты хочешь, чтобы я тебе его порекомендовал? — Хет сделал глупое лицо. Он давно открыл, что среди методов, способных довести собеседника до бешенства, такой способ действует наиболее эффективно, особенно когда собеседник старается внушить вам прописные истины.

— Нет, мне нужен ты.

Хет впервые ухмыльнулся ему в ответ, ухмыльнулся специфической улыбкой крисов, обнажавшей острые собачьи клыки так, что они сами говорили за себя.

— Бордель — вон там.

Уголком глаза он видел, как Сагай возвел взор к небесам, будто прося духов воздуха быть свидетелями: у него впереди еще полно дел, которые должны занять уйму времени. Одновременно его партнер положил руку на рукоять ножа, скрытого в складках бурнуса.

Улыбка Сеула уже почти целиком испарилась, но он все же выдавил:

— Достопочтенный не нуждается в даровых услугах. Он намерен расплатиться.

Прежде чем Хет успел что-либо сказать, вмешался Сагай:

— А не будет ли позволено осведомиться почему?

— Он любознателен. — Улыбка вернулась, еще более ослепительная. — Он изучает прошлое.

Человек бросил кости на раскаленные угли в железном сосуде, и они сначала пожелтели, потом почернели. Тонкие нити дыма повисли в неподвижном воздухе комнаты, огороженной от течения времени.

Удивительно, но, сказав это, Сеул перестал улыбаться.

— Причина значения не имеет. Он заплатит десять золотых реалов.

Хет услышал, как Сагай хмыкнул, что выражало высшую форму неудовольствия. Он спросил:

— Шутишь, что ли?

Глаза Сеула перебегали с Хета на Сагая и обратно.

— Это хорошая цена.

— Больше, чем хорошая, — ответил Хет. — Но я крис. Я не имею права на лицензию, разрешающую владеть монетами имперской чеканки.

В Чаризате и в большинстве других городов Приграничья можно было купить гражданство, но лица, не имевшие его, не были вправе вести дела или обладать монетами имперской чеканки, за исключением тех случаев, когда они покупали на это специальную лицензию. Последняя была иногда почти так же дорога, как и покупка гражданства, а пользы часто приносила очень мало, ибо торговые инспектора сделки, осуществлявшиеся с обращением имперских денег, держали под неусыпным контролем. А торговые жетоны остались на рынке реликтами времен господства бартерных сделок и без печатей торговцев и учреждений, которые эти жетоны выпускали, были недействительны. Если население города слишком возрастало и ему угрожала нехватка воды или зерна, всегда можно было объявить, что торговые жетоны недействительны, заставив тем самым иностранцев либо покинуть город, либо подохнуть на его улицах с голоду.

И все же такая система была лучше, чем во времена, непосредственно последовавшие за образованием Пекла, когда Выжившие сражались за еду и безопасность на развалинах городов Древних, убивая всех чужаков, посмевших посягнуть на их водные ресурсы. По мнению же Хета, преимущество это было незначительным. На иностранцев, даже если они были жителями других городов Приграничья, здесь все смотрели с подозрением, и если вы были бедны, то ваши шансы собрать достаточно жетонов для покупки гражданства или специальной торговой лицензии были ничтожны. За любую цену — даже низкую.

— Я говорю об эквиваленте этой суммы в торговых жетонах, — пояснил Сеул.

Хет покосился на Сагая, который слегка качнул головой. Потом он перевел взгляд на Сеула и буркнул:

— Ладно. Я поведу его.

Сеул кивнул, его суровые глаза не выражали ничего, хотя, возможно, он и был удивлен столь быстрым согласием Хета.

— Я знаю, где ты живешь. Один из нас придет за тобой на восходе. — Он вернулся к патрицию, перекинулся с ним несколькими словами, а затем все трое не спеша пошли вверх по улице.

Глядя, как они уходят, Сагай вздохнул:

— Ну вот ты и нанялся для выполнения какой-то неизвестной и подозрительной работы к любителю антиков — дилетанту с верхних ярусов. Надеюсь, ты уже обдумал уловку, с помощью которой выберешься из этой истории?

Пока Хет молча смотрел на него, нищенка успела ухватиться за полу его одежды и стала теребить ее.

— Дай погадаю тебе, красавчик…

Из-за мутных бельм на обоих глазах она почти ничего не видела. Хет задумчиво порылся в карманах в поисках мелкого жетона и бросил его на вытертый коврик гадалки, ответив Сагаю:

— Он же знал, кто я и где живу. Как тут откажешься?

Нищенка вытащила еще щепотку костей из замызганного мешочка и растерла их между ладоней, готовясь бросить в жаровню. Некоторые гадалки бесстыдно пользовались костями крыс и ящериц. Большинство же покупало предположительно кости казненных убийц или мертворожденных детей у торговцев в Седьмом ярусе, хотя на самом деле это были преимущественно кости жертв, которых убивали мерзавцы — поставщики костей. Знатоки же этого дела считали, что лишь кости крисов дают истинные предсказания будущего, и, будучи одним из немногих крисов в Чаризате, Хет с большим трудом сохранял целостность своего тела.

Сагай отличался завидным терпением. Именно по этой причине их дружба с Хетом была столь крепка. Наконец Хет поймал взгляд своего приятеля и буркнул:

— Он хочет идти туда по какой-то важной причине. Может, знает что-то, чего не знаю я.

— Предательство, — пискнула нищенка, испугав их обоих. Она купала руки в струйках дыма, поднимавшихся от углей и горелых костей. — Тебя предадут, и ты предашь.

А в комнате, где пахло смертью, угли уже остыли, а кости превратились в прах.

Сагай все еще продолжал выражать недовольство, когда они достигли своего двора в Шестом ярусе. Строения были ветхие и нищенские, фонтан представлял собой крошечный бассейн, приткнувшийся возле одной из стен, но обмазанные глиной жестяные ставни второго и третьего этажей горели яркими узорами, нарисованными Сагаем. Соседи, сидевшие во дворе, радостно приветствовали их появление.