Так что идея переезда постепенно сходила на нет.

Пока я не открыл ту дверь.

Это был шкаф Дженни, которого я долго старался не замечать.

Но в тот день сдуру-таки открыл его. И увидел её вещи. Платья Дженни, её юбки, её шарфы. Её свитера — даже тот, заношенный до дыр школьный свитер, который она наотрез отказывалась выкинуть и носила дома.

Всё это было здесь — а Дженни не было. Я никогда не мог вспомнить потом, о чём думал, когда смотрел на эти сувениры из шёлка и шерсти. Может быть о том, что если дотронусь до этого древнего свитера, то смогу почувствовать частичку живой Дженни.

Я закрыл шкаф и никогда больше не открывал его.

Через две недели Фил тихо упаковал всё и увёз куда-то. Он говорил что-то о католической группе, которая помогает бедным.

И лишь перед тем, как сесть в свой грузовичок, сказал на прощание:

— Я больше не стану заходить к тебе, если ты не уедешь отсюда.

Забавно. Всего через неделю после того, как он избавил дом от всего, что напоминало мне о Дженни, я нашёл новую квартиру.

Маленькая, чуточку смахивающая на застенок (в Нью-Йорке окна первого этажа забирают стальными решётками, помните?), она располагалась в шумном полуподвале дома какого-то богатого продюсера. Пышная, украшенная золотом дверь того была этажом выше, так что народ, направлявшийся на его оргии, никогда не пересекался со мной. Кроме того, отсюда было ближе до офиса и всего полквартала до Центрального парка. Определённо, всё указывало на быстрое и неминуемое исцеление.

...И всё-таки, несмотря на то, что моя новая квартира была отделана новыми обоями и в ней стояла новенькая кровать, и друзья стали чаще говорить: «А ты выглядишь лучше, дружище», оставалось нечто, что я продолжал хранить, как память от Дженни.

В нижнем ящике письменного стола лежали очки Дженни. Да. Обе пары её очков. Они напоминали мне о любимых глазах, которые смотрели на меня сквозь них и видели насквозь.

Но в остальном, как сообщал мне почти каждый, я выглядел просто великолепно.

— Привет, меня зовут Фил. Я занимаюсь булочками.

Невероятно! Это было подано так, будто булочки для него — хобби, а не способ заработать на жизнь.

— Привет, Фил, я Джейн. У тебя симпатичный приятель.

— То же можно сказать и о тебе, — сказал Фил таким светским тоном, будто всю жизнь только и занимался подобной фигнёй.

Весь этот парад остроумия проходил в «Изюминке Максвела», очень даже приятном баре для холостяков, на углу 64-ой и Первой. Ладно, по правде говоря, бар назывался «Виноградинкой Максвела», но мой закоренелый цинизм быстро высушивал плоды чужого оптимизма. Проще говоря, я моментально невзлюбил это заведение. Я не выносил всех этих самодовольных красавчиков, с их идиотски-счастливой болтовнёй. Будь они хоть миллионерами, хоть литературными критиками. А хоть и настоящими холостяками.

— Это Оливер, — представил меня Фил.

— Привет, Ол, — сказала Джейн, — ты симпатичный. Ты тоже любишь булочки?

Кажется, она была моделью. Того типа, который глянцевые журналы называют классической красотой. По мне, так больше всего она смахивала на жирафу. И конечно, у неё непременно обнаружилась подружка, по имени Мэрджори, пухлая, как Винни-Пух. Подружка идиотским хихикала, пока её представляли.

— Ты часто бываешь здесь? — поинтересовалась классическая жирафа.

— Никогда, — отрезал я.

— А, все так говорят. Мы здесь только на входные. Я тут из пригорода.

— Какое совпадение, — пришёл в восторг Фил, — я тут тоже из пригорода.

— А ты? — спросила Джейн.

— А я тут, чтоб пожрать.

— Ни фига себе, — сказала Джейн.

— Он хотел сказать, — вмешался коллега Фил, — что мы горим желанием пригласить вас обеих на ужин.

— Круто! — восхитилась Джейн.

Мы поужинали кварталом дальше, в заведении под названием «Грудинка Флоры».

— Очень даже, — сказала Джейн.

Я бы добавил: «Но не очень дёшево». Фил-таки отобрал у меня счёт (впрочем, полностью скрыть шок ему не удалось). Потом недрогнувшей рукой протянул кредитку.

Я представил количество булок, которое придётся продать, чтоб оплатить этот жест...

— Ты такой богатый? — удивлённо хихикнула Мардж.

— Ну, скажем так, я человек состоятельный, — сообщил герцог Крэнстонский, добавив, — но, конечно, не такой продвинутый, как мой зять.

За столом стало тихо. Называется, влипли.

— Зять? — протянула Джейн, — Вы, двое, вы знаете кто...

Её костлявый палец с длинным ногтем на конце прочертил несколько осуждающих кругов.

— Да-а... Это вы даёте! Так где же ваши жёны?

— Ну-у... Они... — новая пауза, пока Фил судорожно пытался что-нибудь сочинить.

— Они не в городе, — сказал я, чтоб спасти положение.

Опять пауза: Джейн переваривала информацию.

— Круто! — наконец выдала она.

Фил разглядывал гипсовую лепнину на стенах так, будто обнаружил там что-то невероятно интересное. Наконец всё это меня окончательно достало.

— Девочки, — сказал я, — Мне пора.

— Почему? — спросила Джейн.

— Опаздываю. На порнушку, — после чего рванул к выходу.

— Вот это чудик! — возглас Джейн настиг меня уже в дверях, — Этот парень ходит на порнофильмы в одиночку?

— Да нет, я не смотрю порнуху, — объявил я на весь набитый зал, — Я в ней снимаюсь.

Через пару секунд Фил догнал меня на улице.

— Эй, парень, а ты ведь сделал это.

— Мы — сделали.

— Так чего ты ушёл?

— Да я там с ними чуть с хохоту не задохнулся.

Мы шли молча.

— Послушай, — наконец сказал Фил, — всё-таки это был способ вернуться к нормальной жизни.

— Должен быть способ лучше.

— Например?

— Ну, не знаю. Например, дать объявление в газету.

Пару секунд он молчал. Потом сообщил:

— Знаешь, а ты — уже.

— Что? — я остановился и недоумённо посмотрел на него, — что — уже?

— Ну, помнишь, то книжное обозрение, его Дженни любила читать? Так я дал туда объявление. Да ты не волнуйся. Всё очень конфиденциально, на высоком уровне и со вкусом.

— Ох... А можно точно — в чём была суть?

— Ну... Вроде того, что нью-йоркский адвокат, занимающийся спортом и антропологией...

— Откуда, ко всем чертям, ты взял эту антропологию?