– Кай Вашингтон, – бормочет Харрисон, когда я подхожу ближе. Разглаживает мокрую, облепившую рельефный торс футболку. – Представляешь, начал меня толкать…

Вот, значит, как его зовут, думаю я. Кай Вашингтон.

Пытаюсь не отвлекаться, сосредоточить внимание на Харрисоне, но до его футбольных страстей мне дела нет, и, прежде чем он успевает сказать что-то еще, быстро говорю:

– Да ладно, какая разница? В любом случае я эту футболку с тебя сниму.

Не давая опомниться, беру его на буксир и тащу за собой к лестнице. К черту эту выдохшуюся вечеринку – мне не терпится оказаться в его объятьях. После стычки в нас обоих бурлит энергия – в крови у Харрисона гуляет адреналин, а я словно зарядилась от того откровенного взгляда, который бросил на меня парень с бронзовой кожей. Кай Вашингтон. Стараюсь прогнать это странное, тревожное ощущение и полностью переключиться на Харрисона.

Торопясь, спотыкаясь, поднимаемся по ступенькам. Мы оба не вполне трезвы, но так нам даже больше нравится. Мэтт Петерсон и Элли Форд тоже переместились с дивана наверх и теперь обжимаются у стены. Нас с Харрисоном парочка не замечает, и мы проскальзываем мимо и вваливаемся в первую попавшуюся комнату.

Я не включаю свет и не думаю, куда мы попали. Тяну Харрисона к себе, мы сталкиваемся, и его губы находят мои. Теряя в темноте равновесие, натыкаемся на мебель, наступаем друг другу на ноги. За закрытыми дверями по дому разносится приглушенное эхо далекой музыки.

Харрисон вцепился зубами в мою нижнюю губу. Запускаю пальцы в его волосы. Он сжимает мою задницу – я в ответ целую его еще крепче. Мы снова теряем равновесие и падаем на кровать. Я – сверху. Обхватываю ногами его бедра, наклоняюсь вперед и прокладываю дорожку поцелуев от подбородка вниз по шее.

– Ванесса. – Харрисон мягко сжимает мое лицо ладонями и заставляет поднять голову. – Можно спросить кое-что?

Он ворочается подо мной, тянет руку к лампе, щелкает выключателем. Свет разливается по комнате, и я снова вижу его – вижу, как поднимается и опускается его грудь, слышу тяжелое дыхание. Футболка сбилась вверх, и я кладу ладони на его голую грудь и с любопытством смотрю на него. Интересно, к чему эта пауза?

Тон уже не игривый, и смотрит он на меня серьезно, что совсем не в его стиле.

– Прямо сейчас? – Я смеюсь и снова прижимаюсь губами к его губам – пусть лучше помолчит. Пытаюсь отвлечь от посторонних мыслей глубоким поцелуем, но на этот раз привычный способ не срабатывает. Харрисон отстраняет меня, подтягивается и приподнимается, опираясь на локти. Смотрит на меня так серьезно, что я начинаю думать, а может, он и не пьян вовсе.

– Послушай. – Он смахивает упавшую на глаза блондинистую прядь. – В следующем месяце мы с ребятами собираемся отчалить на пару дней на Мэд-ривер-маунтин. Отдохнуть. Покататься на лыжах. Некоторые планируют подружек захватить. Вот я и подумал, может, и ты согласишься поехать с нами.

Звучит здорово – я люблю лыжи. Но все равно паника сжимает, как тисками. Это что же получается? Харрисон просит меня поехать с ним? Серьезно? Он приглашает меня покататься на лыжах? Поехать на Мэд-ривер-маунтин с ним и его друзьями? Для меня это офигительно серьезно. Потому что означает только одно: Харрисон хочет продолжения. Хочет от меня большего. Хочет, чтобы мы проводили вместе больше времени. Как пара. Но в том-то и дело, что этого я дать ему не могу. Чувство такое, будто в животе делает последний оборот стиральная машина – все кувыркается на предельной скорости, и мне стоит немалых усилий побороть позыв к рвоте.

Ответ должен быть коротким – нет. Я не могу допустить кого-то в свою жизнь. Только не вот так. Не могу рисковать. И потому я кирпичик за кирпичиком выкладываю между собой и Харрисоном надежную защитную стену.

– Ух ты. – Я выпрямляюсь, но оставляю ладонь на его груди и чувствую, как колотится под ней его сердце. В комнате становится тихо, как будто сама вечеринка со всем ее шумом внезапно канула в пустоту. – Так ты приглашаешь меня как свою девушку?

– Просто подумал, как было бы весело и…

– Никаких свиданий, Харрисон Бойд. – Я грожу ему пальчиком и с деланой скромностью улыбаюсь, маскируя стиснувший грудь приступ паники. Это правило мы установили еще летом, когда я в первый раз поцеловала его в машине. Он заехал за мной после того, как мы целый день флиртовали по переписке, а потом, не теряя времени, перешли к делу. Тогда же мы сразу договорились, что просто развлекаемся и что ничего другого за этим не последует. Дурачимся, и только. Ничего серьезного. – Никаких обязательств, не забыл?

Знает он или нет, но я только что решила: с этим пора кончать. Как только появляются признаки того, что парень хочет повести дело дальше, остается лишь одно: соскакивать. Харрисон мне вроде бы даже нравится. Он сексуальный, знает, как поработать руками, и вдобавок не такой зацикленный на себе качок, как остальные его приятели-футболисты. И все же он нравится мне не настолько. Не могу отделаться от мысли, что мы неизбежно теряем того, в кого влюбляемся.

Ничего не могу с собой поделать. Перед глазами – хотя и без приглашения – появляется отец. Причем не тот, прежний, а нынешний, человек, у которого пепел там, где было сердце, и пустота в глазах. Чего я никак не хочу, так это закончить подобно ему.

Харрисон тяжело вздыхает, напоминая о себе, и я гоню посторонние мысли.

– Иногда тебя так трудно понять.

– Вот это трудно понять? – спрашиваю я и, наклонившись, толкаю его в грудь и заставляю откинуться на спину. Сжимаю обеими руками лицо, впиваюсь ногтями в скулы и прижимаюсь губами к мягкой коже шеи. Прокладываю новую дорожку – к ключице, – оставляя такие засосы, которые еще долго будут напоминать ему обо мне, потому что больше я уже никогда его не поцелую.

– Ванесса, – бормочет Харрисон, и его голос напоминает приглушенный рокот. Он шумно выдыхает и расслабляется подо мной. Одна его ладонь лежит у меня на талии, другой он накручивает мои волосы себе на пальцы.

Приподнявшись, я стаскиваю с него влажную футболку, бросаю куда-то в сторону и принимаю прежнюю позу, соблазнительно улыбаясь ему сверху. Что в этом нравится мне больше всего? Дразнить. Сводить их с ума. Видеть разгорающееся в глазах желание. Мне нравится ощущать свой контроль над ними. Иногда кажется, что это – единственное в моей жизни, что я еще контролирую.

Но сейчас мое представление – это отвлекающий маневр для нас обоих. Я направляю всю свою энергию на Харрисона, стараясь угодить ему, чтобы усмирить разбушевавшиеся панические мысли.

Я двигаю бедрами, еложу взад-вперед, и он смотрит на меня снизу вверх, и деним его джинсов трется о мои бедра. Мне нравится считать, что у меня талант по части поддержания зрительного контакта. Играя с притворной невинностью с волосами, я прикусываю губу, делая вид, будто не понимаю, что делаю.

– Ты такая проказница, Ванесса, – бормочет Харрисон. – Я с тобой не справлюсь.

Он прав – ему со мной не совладать. Но, по крайней мере, он наконец-то получает удовольствие.