Именно тогда Фонд Далеких Перспектив вышел на сцену и начал радостно транжирить деньги. Как раз в это время корпорация к своему ужасу заработала несколько миллиардов на масс-конвертере Толмсона, намереваясь первоначально потратить не меньше столетия на одни только первоначальные исследования. Так как они не могли раздать дивиденды (ввиду отсутствия акционеров), им надо было каким-нибудь образом избавиться от всех этих денег; космические путешествия представлялись вполне подходящей дырой, куда их можно было запихнуть.

О том, что из этого вышло, знают даже дети: факел Ортеги сделал полеты в пределах Солнечной системы дешевыми, быстрыми и простыми: односторонне проницаемый энергетический экран сделал внеземную колонизацию осуществимой и практически выгодной; Ф.Д.П. просто не мог тратить деньги с такой скоростью, с какой они поступали.

Конечно, в тот вечер я об этом не думал; просто так уж вышло, что мы с Пэтом знали про Ф.Д.П. несколько больше, чем большинство старшеклассников… видимо, больше, чем знал наш отец, так как он фыркнул и ответил:

– Как ты говоришь, «Фонд Далеких Перспектив»? Уж лучше бы ты был от правительства. Если бы такие загребущие организации облагались как следует налогами, государству не приходилось бы драть со своих граждан эту подушную подать.

А вот это не было правдой, не было «аналитической зависимостью», как выражались в «Началах Математической Эмпирики». Мистер Мак Кифи велел нам оценить влияние – если такое вообще имеется – Ф.Д.П. на экспоненциальную кривую роста технологии. Так, или я провалил курсовую работу, или именно Ф.Д.П. не дал этой кривой пойти на спад в начале XXI века – я хочу сказать, что «культурное наследие», запасы знаний и богатств, не дающие нам превратиться в дикарей, – все это сильно выросло из-за того, что такие некоммерческие исследовательские организации были освобождены от налогов. И я не высосал эту информацию из пальца – есть цифры, подтверждающие это. Что произошло бы, если бы старейшины племени заставили бы Уга охотиться вместе с остальными, вместо того, чтобы оставаться дома и изобретать первое колесо, пока мысль о нем еще ярко горела в его голове? Мистер Гикинг ответил:

– Мистер Бартлет, я не могу обсуждать преимущества и недостатки такого положения вещей. Я всего лишь служащий.

– И вот я-то как раз и плачу Вам жалование. Помимо своего желания и косвенно, но тем не менее плачу.

Мне хотелось ввязаться в этот спор, однако я чувствовал, что Пэт что-то задумал. Впрочем, это не имело значения; мистер Гикинг пожал плечами и сказал:

– Ну, если так, то спасибо Вам за гостеприимство. Просто пришел я сюда только затем, чтобы попросить Ваших двойняшек пройти несколько тестов и ответить на несколько вопросов. Тесты безвредны, а все результаты будут сохранены в тайне.

– А что вы пытаетесь выяснить?

Думаю, что мистер Гикинг не покривил душой, когда ответил:

– Этого я не знаю. Я всего лишь разъездной агент, я не руковожу этим проектом.

Вот тут-то и вступил Пэт.

– Не понимаю, папа, почему бы и нет? Мистер Гикинг, тесты у Вас в портфеле?

– Патрик…

– Папа, ничего страшного тут нет. Так какие там тесты, мистер Гикинг?

– Ну, это делается не совсем так. Наш проект разрабатывается в одной из контор, находящихся в здании Транс-Лунарной компании. Прохождение тестов занимает примерно полдня.

– Так, это значит на другой конец города и полдня там… а сколько вы платите?

– Что? Мы просим испытуемых пожертвовать своим временем в интересах науки.

Пэт покачал головой.

– Тогда извините, мистер Гикинг, сейчас у нас экзаменационная неделя… к тому же нам с братом приходится подрабатывать в школе.

Я молчал. Экзамены у нас уже окончились, остался только «исторический анализ», краткий курс без математики, только немного статистики и псевдопространственного счисления, а школьная химическая лаборатория, в которой мы подрабатывали, на время экзаменов была закрыта. Я уверен, отец не знал всего этого, иначе он мгновенно вмешался бы. Он всегда готов по малейшему поводу напялить тогу римского судьи.

Пэт встал, и я вслед за ним. Мистер Гикинг продолжал сидеть.

– Но можно и договориться, – ровным голосом произнес он.

Пэт запросил у него столько же, сколько мы зарабатывали мытьем посуды в лаборатории за месяц, – и это за один вечер работы, а затем содрал еще и добавку, когда выяснилось, что нам придется проходить тесты вместе (будто мы поступили бы как-нибудь по-другому!). Мистер Гикинг заплатил без малейших колебаний, наличными, вперед.

Никогда в жизни не видел такой уймы близнецов, какая толпилась в ожидании на сороковом этаже здания Транс-Лунарной компании в следующую пятницу. Я не люблю находиться среди близнецов, начинает казаться, что двоится в глазах. И не надо говорить мне, что я непоследователен: я никогда не видел близнецов, частью которых являюсь сам, – я видел только Пэта. У Пэта были сходные ощущения; мы никогда не дружили с другими близнецами. Он оглянулся и присвистнул.

– Том, ты когда-нибудь в жизни видел такую уйму запасных деталей?

– Никогда.

– Будь моя воля, я бы перестрелял половину.

Он говорил тихо, чтобы никого не обидеть; мы с Пэтом переговаривались шепотом, как заключенные в тюрьмах. Посторонним было не разобрать ничего, хотя мы понимали друг друга без малейшего труда.

– Тоскливо все это, правда?

Тут он тихо присвистнул, и я посмотрел туда, куда смотрел он. Само собой, это были близнецы, но тот случай, когда один – хорошо, а два – лучше; рыжие сестрички, помладше нас, но не совсем уж маленькие – пожалуй, лет шестнадцати – и хорошенькие, как персидские котята.

На нас эти сестрицы подействовали, как свет на мошек. Пэт прошептал:

– Том, мы просто обязаны уделить им немного времени, – и направился прямо к ним. Я – следом. Одеты они были в нечто псевдошотландское, рядом с зеленой тканью их шевелюры пылали, как костры, и на наш взгляд они были прелестны, как свежевыпавший снег. И холодом от них веяло точно так же. Пэт начал было болтать, чтобы завязать разговор, потом голос его как-то затих, а потом и вовсе смолк; они смотрели сквозь него, не видя. Я покраснел, и одно только спасло нас от крайней неловкости – залаял громкоговоритель.

– Пожалуйста, внимание! Вас просят пройти к дверям, отмеченным первой буквой вашей фамилии.

Ну мы и пошли к двери А–Д, а рыжие сестрицы поплыли в противоположный конец коридора, так нас и не увидев. Когда мы заняли очередь, Пэт пробормотал:

– У меня что, подбородок яйцом перемазан? Или они дали обет девственности?

– Вероятно, и то и другое, – ответил я. – И вообще я предпочитаю блондинок. – Это было правдой, так как Моди была блондинкой. Мы с Пэтом уже около года встречались с Моди Корик. Вы можете назвать это постоянством, хотя, что касается меня, эти свидания обычно сводились к тому, что я торчал где-нибудь с подружкой Моди – Хеддой Стэйли, которая не могла придумать для поддержания оживленной беседы ничего остроумнее, чем вопрос, не кажется ли мне, что Моди – самая хорошенькая девочка, какую только можно себе представить. В силу того, что с одной стороны это было правдой, а с другой – ответить на это было невозможно, наши беседы не отличались оживленностью.