Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожалуйста, не сейчас, думает Лора, и все-таки беспокоится. Когда вокруг столько любопытных глаз, тайное в любую минуту может стать явным.
– Неважно, – радостно объявляет кузенова жена, костлявой рукой беря Лору за локоть и подталкивая к толпе. – Однажды, когда ты будешь старая женщина, как я, ты будешь понимать. Мужчины уходят. Дети уходят. Смерть остается.
Под восторженные крики гостей из-за стола поднимается Рози.
На взгляд англичанина, случись ему оказаться в этой компании, Рози – самая обычная бабушка: очки на цепочке, истертое обручальное кольцо. Однако внешность обманчива. Рози необычайно умна и бесстрашна, даже по меркам своих соотечественников. Ее младший сын Петер, бывший муж Лоры, не без причин называл свою мать Аттилой. Лоре, чьи познания более прозаичны, свекровь представляется Боадицеей[4] в обличье мисс Марпл. У нее совершенно седые волосы, собранные в пучок, и черные брови; щеки дряблые и рябые от старости; но взгляните на эти скулы – вы думаете, она легко забывает? Подумайте еще раз.
На столе перед ней вместо именинного пирога – не по ошибке, а по традиции – стоит диош торта с ромом и грецкими орехами, испеченный ее любящей старшей сестрой Ильди. Рози, не забудь задуть свечи – на удачу.
С днем рождееенья тебя…
Юбилярша, по общему мнению, выглядит превосходно. В выходном темно-красном платье она не столько красива – у Рози для этого слишком суровый вид, – сколько притягательна какой-то особенной статью, точно русская шпионка. Да и зачем ей, самой умной из сестер, отдавшей многие годы карьере, заботиться о красоте? Разве не достойна она восхищения? Наперекор всем несчастьям – ужасной истории с бедным покойным мужем, исчезновению Петера – она трудится не покладая рук. Поразительно! Только взгляните: Маринака так любит бабушку! Рози не грозит одиночество, а за это разве не стоит благодарить судьбу?
С днем рождееенья тебя…
Фотовспышки освещают ее лицо и (говоря по правде, немного чаще) лицо Жужи, ее младшей сестры – красавицы с дивной кожей, здоровыми зубами и прокуренным смехом. Те, кто полвека назад, еще в Паласлани, знал прославленных сестер Каройи – Китти-Ильди-Рози-Франци-Жужи, – уверяют, что, когда последняя выходила на улицу, движение замирало. Ее поклонники сводили счеты с жизнью, и ни замужество, ни раннее вдовство не ослабило чары. Даже на сегодняшний праздник явился кое-кто из ее женихов, представительных седовласых «мальчиков» в красивых костюмах; и богач Эдди Биро, и Тибор Андре с дуэльным шрамом, исколесивший весь мир, – все они терпеливо ждут, что спустя столько лет Жужи сделает выбор.
С днем рождееенья, наша Рози,
С днем рожденья тебя.
У Рози, овдовевшей почти так же рано, как Жужи, и еще более незаслуженно, женихов, разумеется, нет. Она заносит нож. Она улыбается.
– Когда будет приходить доктор, как ты думаешь?
Лора медленно оборачивается. Ильди, старшей сестре ее свекрови, восемьдесят два года. Она никогда не была замужем, до сих пор посещает вечерние курсы, способна без видимой паники приготовить ужин на пятьдесят человек, но сейчас отчего-то встревожена. Разумеется, доктор Алистер Саджен с супругой приглашены: у него лечатся все пожилые венгры и чехи в округе. Так легко и волнительно представить выдающегося врача на их истертом диване зеленой кожи за светской беседой. Рози будет гордиться.
– Э-э, – говорит Лора чуть громче, чем нужно. – Ну…
«Осторожно», – шепчет ей в ухо голос здравого смысла. Лора, впрочем, никогда не умела быть осторожной: ни в свои бестолковые двадцать шесть, когда ее, неудавшуюся учительницу, обрюхатил под сенью каштана в Кенсингтонских садах красивый и донельзя испорченный Петер Фаркаш; ни в следующие три года, когда она растила Марину в холодной съемной квартирке, пока Петер изображал из себя художника, просаживал последние деньги родителей, а потом и вовсе бросил семью в беде. Вот и теперь, больше десяти лет спустя, деля трех-с-половиной-комнатную квартиру свекрови с тремя старухами и шестнадцатилетним подростком, Лора перешла всякие границы осторожности. А иначе как объяснить, что она пустила к себе в постель наименее подходящего для этого человека: Алистера Саджена, ее очень даже женатого работодателя?
Марина на кухне, отмывает ножи от крема. Здесь жарко, а на ней полно одежды: черная шерстяная рубашка с огромным Жужиным медальоном, килт, плотные матовые колготки и эдвардианские полусапожки. Марина знает – по крайней мере, не сомневается, – что выглядит отвратительно: к чему тогда эти надежды, что в нее влюбится чей-нибудь симпатичный внук?
«К тому, – отвечает она себе, истязая заусенцы посудной щеткой, – что ты вечно думаешь, будто новая жизнь ждет тебя за каждым углом – а ведь она может вовсе не наступить».
Эта мысль созрела недавно, и Марине сложно ее принять. Мода всегда казалась ей делом мудреным, но подружки из Илингской школы разбирались в этих вопросах ничуть не лучше, и Марина была спокойна. Их коллективное невежество ее и сгубило – она только сейчас начала это понимать. Пока ровесницы развивали вкус, экспериментировали с укладками и тенями для век, выясняли, что им к лицу, а что нет, у Марины, Кэтти, Кейт и Урсулы находились дела поважней: к примеру, выучить названия всех шекспировских пьес.
Потом Марина перешла из Илинга в Кум-Эбби и поняла, что безнадежно отстала.
Как? Во-первых, она не знает, что должно ей нравиться, а что нет. Например, красный цвет – цвет ее пухового одеяла и любимого джемпера – слишком обыкновенный, а она об этом не догадывалась.
Во-вторых, даже пробуя что-то новое, она может, сама не заметив, выставить себя на посмешище. Эта мысль ее ужасает. Это и застрявшая в зубах еда.
В-третьих, Марина от природы непривлекательна.
Ее семья не желает признать простую истину: кто-то умеет хорошо выглядеть, а другим это не дано. Легко вертеться перед зеркалом и красить ресницы, если ты симпатичная. А если нет? Все решат, что ты слишком много о себе возомнила: думаешь, будто достаточно челку поправить – и ты красавица; но очки, прыщеватые плечи, жуткие коленки и мальчиковые брови не спрячешь. Некоторым не суждено стать красивей. Упорствуя, они только выставят себя дураками. Марина этого не допустит.
Список напастей легко продолжить. Она робкая, неуклюжая, низкорослая; у нее нет отца; она боится кошек, темноты и будущего. Она хочет стать врачом, но знает, что это ей не по силам. Без Кембриджа ее жизнь будет кончена. А еще у Марины есть тайна, о которой в Кум-Эбби не ведает ни одна душа: она живет с пожилой родней в маленьком темном уголке Венгрии – будто принцесса из сказки. Или тролль.
Говорить об этих секретах стыдно, и она хранит их в прогнившем сердце. Быть может, думает Марина в эту минуту, ее сердце и есть корень всех зол. Ибо, формально невинная, она уже познала взрослую любовь. За тысячу миль отсюда, в Дорсете, живет Саймон Флауэрс, предмет ее тайного обожания. Музыкант, приходящий ученик старших классов, будущей осенью он поступит в Кембридж, а сейчас проводит время с семьей, собирает перед триместром тетрадки по физике и пишет сочинения, в которые вкладывает всю чистоту своей непорочной души. Никто не знает о Марининой страсти – не в последнюю очередь потому, что это запрещено школьными правилами. Есть и другие резоны: Марину станут дразнить, а это невыносимо; семья и слышать не хочет о мальчиках – «как ми-и-инимум» до поступления в Кембридж; а еще Саймон Флауэрс – деятельный участник Христианского союза.