Но вот раздались радостные возгласы: мы достигли шоссе. По обе стороны протирался густой лес. Замерли разговоры, и умолкли песни. Кругом тишина, ни единого выстрела, мы продолжали движение. Наша автомашина шла теперь в общей колонне второй. Командир батальона жестом подозвал нас к себе, и я слышал, как он приказал лейтенанту выяснить обстановку на ближайшем перекрестке. «Возьмите мотоцикл, он более маневренный», – посоветовал командир.

Лейтенант кивком пригласил меня следовать за ним, и мы умчались на мотоцикле в ночную темноту, опережая батальон. Я вновь обрел прежнюю уверенность в себе. Мы проехали один километр… два… три. Сзади успокаивающе слышался шум шедшего за нами полным ходом батальона. Вдруг лейтенант приказал остановиться. Перед нами лежала развилка, а справа, наполовину в канаве, – броневик… русский.

– Наши танки ловко расправились с ним… Иваны бросили его и сбежали, – проговорил, улыбаясь, лейтенант, не спеша закуривая сигарету и указывая на распахнутую дверцу, затем, проведя рукой по заклепкам, добавил: – Дрянная работа…

Тем временем я тоже подошел к броневику и заглянул через открытую дверцу внутрь.

– И все-таки ощущение не из приятных, – заметил я, отступая.

Лейтенант рассмеялся и захотел основательно проинспектировать внутренность вражеской боевой машины. А я тем временем отошел в сторону, желая установить, догоняет ли нас батальон во главе с командиром. В этот момент раздался выстрел. Лейтенант повернулся, на лице застыло выражение крайнего изумления, и тут же упал. Через секунду броневик пришел в движение и выехал на дорогу. В мгновение ока, повинуясь инстинкту самосохранения, я и водитель мотоцикла скатились в кювет, длинная пулеметная очередь прошила воздух над нашими головами. Прежде чем мы успели что-либо сообразить, вражеская машина исчезла во мраке ночи.

– Вы в порядке? – потряс водитель лейтенанта за плечо. Никакого ответа. Я попробовал приподнять его голову, но моя ладонь ощутила что-то влажное. Несмотря на опасность, я рискнул коротко включить карманный фонарик, секунды хватило, чтобы разглядеть аккуратную дырочку посредине лба юного лейтенанта.

– Готов! – прошептал водитель и грязно выругался.

Мы поспешили назад, но неожиданно в той стороне, где, по нашим предположениям, должен был находиться батальон, поднялась неистовая беспорядочная стрельба. Совершенно сбитые с толку, мы в недоумении смотрели друг на друга.

– Самое лучшее для нас – оставаться на месте, – заметил водитель.

Стрельба оборвалась так же внезапно, как и началась. С большим облегчением мы услышали шум приближавшегося батальона. Через несколько минут автомашина командира затормозила рядом со мной. Когда я, все еще не пришедший в себя от потрясения, доложил ему о случившемся, он начал кричать на меня во весь голос; какие слова он при этом произносил, мне неведомо и по сей день.

Вскоре батальон вновь тронулся в путь. К тому времени сделалось настолько темно, что с трудом можно было различить что-либо дальше одного метра. Вдруг тихую ночь прорезали оглушительные выстрелы, и сразу поднялась невообразимая суматоха, раздавались громкие отрывистые команды. Мимо меня промчался молодой офицер, крича:

– Быстрее, не останавливаться! Всем машинам свернуть на боковую дорогу и образовать каре!

Вскоре тяжелые грузовики тесной колонной свернули в сторону, прочь от опасного перекрестка. Заговорили пулеметы противника, раздались стоны и крики первых раненых. Шедшие впереди колонны самоходные 37-миллиметровые зенитные орудия развернулись в цепь и открыли ответный огонь. Промежутки между ними заняли пулеметные расчеты, создав непрерывную линию обороны. Прячась за тяжелыми грузовиками, солдаты пытались обнаружить врага. Весь хаос звуков перекрывали характерные выстрелы танковых орудий. Стреляли легкие танки русских. (Несмотря на внушительную численность танковых сил в пяти западных военных округах, 12 378 на 22 июня, основную массу советских танков составляли легкие танки Т-26 и БТ, а также танкетки Т-37 и Т-38. Имелось 508 тяжелых танков KB и 967 Т-34, некоторое количество устаревших средних и тяжелых (со слабой броней) танков Т-28 и Т-35.) Ярким пламенем вспыхнул один из грузовиков, доверху набитый боеприпасами, но чудесным образом огонь удалось быстро загасить. Обстрел со стороны противника все сливался, отовсюду гремело и грохотало. Постепенно мы поняли, что окружены.

Вместе с несколькими незнакомыми мне солдатами я, лежа в придорожной канаве, не переставая палил в темноту, освещая ее нитями трассирующих пуль. Кто-то тронул меня за плечо. Это был Кауль.

– Нам конец, – проговорил он хрипло.

– Нужно сначала разделаться с этими ублюдками и подождать до утра, – попытался я отшутиться.

Кауль смотрел мне прямо в лицо, белки широко раскрытых глаз отражали вспыхивающие отблески разрывов.

– Тебе страшно? – спросил я упавшим голосом.

– Если бы тебе пришлось пережить столько же, сколько мне… – улыбнулся горько Кауль, – ты бы ничего больше не боялся… Конечно, мне хотелось бы остаться в живых… знаешь, моя жена… у нас с ней не все ладится в последнее время… но ведь еще есть дети…

– Не говори ерунды, – прервал я его. – Тебя не так-то легко отправить на тот свет.

– Легче, чем ты думаешь, – усмехнулся Кауль.

– Мне нужно отлить, – сказал я, поднимаясь.

– Не делай глупости, не будь идиотом, – попытался остановить меня Кауль.

Пригибаясь, я отошел немного в пшеничное поле, колосья скрывали меня до плеч. Не успел я справиться с нуждой, как в нескольких метрах от меня из темноты появилась человеческая фигура.

– Осторожней! – крикнул я. – Здесь кругом летает много всякой всячины…

Вдруг я заметил, как фигура подняла над головой ручную гранату. С криком «Иван!» я бросился плашмя на землю. В этот момент прозвучала очередь из автомата Кауля, не издав ни звука, русский упал, а я через мгновение уже опять укрылся в придорожной канаве. Кауль смотрел на меня без всякого выражения. Я не знал, что ему сказать, не находил слов.

– Знаешь, я поступил на военную службу в 1939 году, – пояснил он спокойно. – Руководил, понимаешь, подразделением СС в маленьком городишке. Другого занятия там не было. Но это меня нисколько не изменило, я оставался прежним слабаком и слюнтяем. Тогда я решил закалять свой характер и поступил в элитную часть СС «Мертвая голова».

– Ну и что? – проговорил я, все еще не оправившись от потрясения.

– Именно это и я сказал себе тогда. Несмотря на некоторое разочарование, я не переставал надеяться принять участие в настоящем деле. Но мне пришлось еще целый год служить охранником концентрационного лагеря. Ты знаешь, многое из того, что рассказывают, – далеко от правды или, по крайней мере, сильно раздуто. Но и то, что было на самом деле, уже достаточно скверно… Множество людей годами теснятся на крошечном пространстве. Со временем у меня сложились довольно дружеские отношения с одним из них – польским профессором. И вот в один прекрасный день он вместе со всеми, как обычно, работал, но затем неожиданно направился к лагерной ограде. «Стреляйте! – попросил он меня спокойно. – Ну давайте же, стреляйте. У меня нет сил больше терпеть». – «Остановитесь! – закричал я в ужасе, поднимая винтовку и прицеливаясь – на этот счет у нас существовал строгий приказ, – но он уже был слишком далеко, не видел и не слышал меня: мысленно уже переселился в мир иной. – Стойте, ради всего святого… стойте! Вы знаете приказ!» – вновь крикнул я. – Кауль немного помолчал. – Он пересек границу запретной зоны, закрыв глаза. Я не мог выстрелить, был не в силах… Охранник по другую сторону ограды нажал на спусковой крючок…