Он покачал головой.

– Десять лет прошло, а всё по-прежнему. Да что с тобой такое? Вправду всё ещё веришь, что достаточно храбр – или безумен, – чтобы послужить самому себе морской свинкой? На самом деле?

Пол снова сделал паузу, но лишь на миг: он не ждал ответа. С самой первой Копией он спорил долго и яростно, но потом у него уже не хватало на это духу.

– Ну так у меня есть для тебя новость. Ты ошибаешься.

Не открывая глаз, он стиснул кольцо.

Я ничто; сон, готовый вот-вот развеяться.

Ногти, нуждавшиеся в стрижке, больно впились в кожу ладони.

Разве не приходилось ему во сне страшиться, что он проснётся и всё исчезнет? Может, и приходилось, но сон не есть жизнь. Если единственный способ «вернуть» себе тело, «вернуть» свой мир – это проснуться и всё забыть…

Пол дёрнул за кольцо.

Через несколько секунд он испустил сдавленный всхлип, выражавший скорее замешательство, нежели какие-то эмоции, и открыл глаза.

Кольцо осталось у него в кулаке.

Пол тупо уставился на эту метафору… Чего? Ошибки в процедуре прекращения программы? Какого-то технического глюка?

Наконец-то и впрямь почувствовав себя как во сне, он отстегнул парашют и раскрыл тщательно упакованный рюкзак. Внутри не оказалось ни иллюзорного шёлка, ни кевлара, ни чего-либо ещё сколько-нибудь правдоподобного. Только листок бумаги. Записка.

Дорогой Пол!

На следующую ночь после завершения сканирования я мысленно проглядел все подготовительные этапы, основательно покопался в себе и пришёл к заключению, что до самого последнего момента моё отношение к проекту было отравлено двусмысленностью.

Задним числом я понял, насколько глупы были мои колебания, но для тебя это понимание пришло слишком поздно. Я не мог позволить себе потерять тебя зря и начать сканирование заново. Что же мне оставалось?

Только одно: я немного отложил твоё пробуждение и разыскал того, кто мог внести некоторые изменения в утилиты виртуальной среды. Знаю, что это не вполне легально… но ведь и ты знаешь, насколько для меня важно, чтобы ты – чтобы мы! – на этот раз преуспели.

Верю, что ты поймёшь меня, и не сомневаюсь, примешь ситуацию с достоинством и выдержкой.

С наилучшими пожеланиями,

Пол.

Он опустился на колени, сжимая в руке записку и уставившись на неё не верящим взглядом. Я не мог так поступить. Я не мог быть таким бесчувственным.

Не мог?

Он никогда бы не сделал такого ни с кем другим. В этом он был уверен. Он же не чудовище, не палач, не садист. И никогда не взялся бы за дело сам, не имея возможности соскока в качестве последнего выхода. Между смехотворными фантазиями о стоицизме и побегами в утешительную неизменность версии из плоти и крови наверняка были моменты ясного мышления, когда главным доводом становилось: Если всё окажется настолько плохо, я всегда смогу положить этому конец.

Но вот снять с себя Копию и уже потом, когда её будущее перестанет быть его будущим и тем, чего следует бояться лично ему, отнять у неё возможность побега и говорить себе, что этот грабеж – не более чем слишком буквальный акт самоконтроля…

Это было так похоже на правду, что Пол опустил голову от стыда.

Потом бросил записку на пол, поднял лицо и взревел, что было сил в несуществующих лёгких:

– ДАРЭМ! АХ ТЫ ПОДОНОК!

* * *

Первое, что пришло в голову, – поломать мебель. Но вместо этого он принял основательный горячий душ. Отчасти чтобы успокоиться, отчасти – в качестве мелкой мести: двадцать виртуальных минут не особо необходимых гидродинамических расчётов изрядно взбесят этого скупердяя. Пол вглядывался в капельки и струйки воды, бегущие по коже, силясь обнаружить какую-нибудь незначительную, но видимую аномалию – разницу между его телом, обсчитанным до субклеточного уровня, и остальной симуляцией, более грубо смоделированной. Однако, если какие-то различия и существовали, они были очень тонкими и ненаблюдаемыми.

Он оделся и съел поздний завтрак, не заботясь о том, что это уступка ощущению нормальности происходящего. Что же ему теперь, объявлять голодовку? Разгуливать нагишом, обмазываться экскрементами? Есть хотелось зверски: перед сканированием приходилось поститься, а кухня располагала буквально неистощимым запасом продуктов. Мюсли были на вкус в точности как мюсли, тосты как тосты, хотя Пол знал, что и вкус, и запах в известной степени жульнические. Мелкие детали последствий разжёвывания и действия слюны воспроизводились не на основе базового принципа, а посредством пёстрого букета эмпирических правил; не существовало эквивалентов отдельных молекул, вымываемых из еды и растворяемых ферментами, – лишь грубый набор значений переменного содержания питательных веществ на каждую микроскопическую «каплю» слюны. В конечном счёте это давало вполне правдоподобный рост концентраций аминокислот, разных углеводов и прочих веществ вплоть до скромных ионов натрия и хлора в аналогичных «каплях» желудочного сока. Что, в свою очередь, служило вводными для моделей ворсинок кишечника. И далее – кровяного потока.

Производство мочи и фекалий было опциональным. Некоторые Копии предпочитали сохранять по возможности все до единого аспекты плотского существования, но Пол предпочитал обойтись без этого. Его телесные отходы волшебным образом прекратят существовать задолго до того, как окажутся в мочевом пузыре или прямой кишке. Просто будут проигнорированы: пассивная аннигиляция. Всё, что нужно здесь, чтобы нечто уничтожить, – это перестать за ним следить.

Кофе его взбодрил, но сделал немного рассеянным – как всегда. Нейроны были смоделированы с величайшей детализацией, и все до последнего рецепторы, чувствительные к кофеину и его метаболитам, какие присутствовали в каждом отдельном нейроне мозга оригинала на момент сканирования, имели в его моделированном мозгу свои упрощённые, но полностью функциональные эквиваленты.

Что стоит за этим в физической реальности? Кубометр безмолвного, неподвижного оптического кристалла, которому придана конфигурация кластера из более чем миллиарда отдельных процессоров. Одно из нескольких сотен идентичных устройств, находящихся в сводчатом подвале… где-то на Земле. Пол не знал, в каком городе он размещается. Сканирование производилось в Сиднее, но для развёртывания модели местный узел сети мог подрядить любого, у кого в тот момент оказались более выгодные расценки.

Пол вынул из ящика кухонного стола остро заточенный нож для чистки овощей и сделал себе неглубокий надрез на левом предплечье. Уронив в мойку несколько капель крови, он задумался: какие программы отвечают за эти капельки? Кровяные клетки теперь будут медленно «умирать» или они уже перешли в ведение общефизических моделей, слишком примитивных, чтобы придать им подобие жизни, не говоря уже – поддерживать их в таком состоянии?