— Вы вообще когда-нибудь имели секс за деньги? — говорила мне по дороге Маргарет, не заботясь о том, что ее может понять кто угодно на улице. — Бывали там, на Рамли-стрит? Ах, только чтобы выпить? Изумительно. Впрочем, по вас видно, что вам не нужен продажный секс. Вам нужно что-то другое. Вы ведь очень милый мужчина — видели бы вы, как хорошо смотрелись там, в «Бхадху», со своим портфелем. Как будто вернулись домой после долгого путешествия, и вам ничего больше не надо.

Рамли-стрит и вправду всего в двух кварталах от «Краун». Она пересекает Султан Исмаил почти под прямым углом и ведет к легендарным башням «Петронас» — которые уходят острыми вершинами в дождевые облака среди лучей прожекторов, как две ртутные реки в небо.

Эта улица не просто грохочет — грохот ее нельзя выдержать больше часа, он доносится даже через перекресток к пятизвездной «Шангри-Ла», из-за чего я больше там не останавливаюсь. Всего-то вроде бы шесть баров, по три с каждой стороны улицы, но они на воздухе, открыты на три стороны — этакий маленький филиал Таиланда. И в каждом баре свой сотрясающий окрестности рев динамиков, в каждом вьется толпа мускулистых местных юношей и другая толпа — дряблых и нетрезвых туристов.

Малайзия по части девочек ничем не хуже Таиланда, а Рамли-стрит даже лучше — здесь мало местных, зато целый цветник экзотики. Русские из Ташкента или Бишкека — темненькие, с затуманенно-веселыми глазами, пританцовывающие среди дергающихся лазерных лучей. И еще узбечки — а это просто великолепно, одну называют «королевой Шелкового пути», за соответствующей ткани блузку, еле прикрывающую острые соски. Последний писк моды — негритянки, в невиданном множестве, с отставленными упругими попками, они без клиентов не остаются тут никогда.

— А если так, — сказала Маргарет, — если вы не привыкли к любви за деньги и не знаете правил игры, то посмотрите сюда. Абсолютно необходимый предмет для женщины, бродящей по миру, как я. Каких только безумцев не встретишь на пути.

Она показала мне отблескивающий металлической фольгой квадратик презерватива. И мгновенно спрятала его в ладони — мы уже приближались к стеклянным дверям отеля.

— И еще один совет, если все же вас угораздит когда-нибудь связаться с кем-то на Рамли-стрит, — заметила она, выходя со мной из лифта. — Смотрите: вы сначала входите в свою комнату сами, а девушка терпеливо стоит в коридоре. Вы открываете сейф — он у вас под вешалкой — и прячете там все деньги и кредитные карточки. Или фамильные бриллианты, если они у вас есть. Это занимает сорок секунд. И только потом впускаете незнакомку в комнату. И никогда, никогда не оставляете ее на ночь. Вы-то заснете, утомившись, а она… Запомнили? Входите и открывайте сейф, а потом закрывайте, я подожду.

Маргарет было, видимо, между тридцатью и сорока годами — возраст, когда женщина только начинает становиться по-настоящему интересной. Мою комнату, с зелено-золотыми шторами, цветочком орхидеи на подушке и полукруглой кушеткой у окна, она рассматривала недолго и с непередаваемым выражением. А потом повернула в ванную, и вот это ее впечатлило.

— Х-ха! — раздалось оттуда. Вода, кажется, начала течь из всех кранов одновременно. — Через пару минут я вас позову присоединиться, — снова зазвучал ее голос. — Да просто открою вот эти шторки.

Лучшая из особенностей комнат в «Крауне» — деревянные жалюзи между комнатой и ванной, открой их — и ты прямо от кровати можешь шагнуть через невысокий барьер в горячую воду.

В которой уже лежала Маргарет, с мокрыми и закинутыми назад короткими волосами, с ангельской улыбкой.

— Очень большая, — сообщила она, приподнимая грудь из-под воды и предъявляя мне. — И все ваше. Не наступите на ногу… Да, вот так. И мы никуда не спешим. Никуда-никуда… Можно пройтись мне мылом по всем местам, которые вам нравятся, вот так… Можно сделать еще много интересного…

Долгая пауза, плеск воды, счастливое урчание.

Я мог бы заметить, что, кроме абсолютно железных мускулов ног и очень твердого живота — человек, привыкший подолгу ходить пешком, — у нее было тело, о котором явно заботились, с мягкой кожей, без единого лишнего волоска. То есть я это, конечно, заметил, но в такой момент разум находится в неработающем состоянии и выводы делать не может.

— А теперь, — прошептала Маргарет, набрасывая на нас обоих полотенце, — теперь, когда мы в ванной наглядно убедились, что я вам очень даже нравлюсь… я лягу вот сюда, на вашу постель, лицом вниз, и вы будете меня смазывать вашим отельным лосьоном. Который у вас тут просто пропадает. Вот лосьон, а вот эта волшебная упаковка, на тумбочке, берите ее в любой момент когда потребуется… И вот здесь можно помазать… И не стесняйтесь вот этой волшебной складочки, там тоже очень даже приятно все смазать… И еще… Да, — сделайте это, прямо сейчас, если хотите — очень быстро, сделайте это! Во-от. Да.

Долгая пауза. За толстыми стеклами окна, внизу, еле слышно пронесся каплевидный вагончик монорельса, куда-то к перекрестку Султана Исмаила и Ампанга.

— Время решать некоторые загадки, — пробормотал, наконец, я, переворачиваясь на живот. — Раз уж я жив и не ограблен. Так что это за причина… почему вы пошли сюда… которую вы собирались назвать мне потом? Ведь вы и вправду могли уйти с этими несчастными ста рингитами.

— Но это же так просто! — удивилась великолепная Маргарет, поворачиваясь, в отличие от меня, на спину (ее мокрые волосы оставили на подушке заметное пятно). — Я вроде бы и не скрывала своих чувств. Во-первых, чистый и приятный мужчина — это вообще хорошо. Но во-вторых… Вы, конечно, знаете, что люди в Азии моются не раз в день, а даже чаще. И в любой из тех дыр, где я привыкла проводить ночь, хоть где-то во дворе да есть, допустим, шланг с холодной водой. Но ванна в пятизвездном отеле… О-о-о… Хорошо, что вы не какой-нибудь из моих соотечественников — тот еще, чего доброго, вычел бы из моего гонорара плату за пользование ванной. Да-да, такие люди есть.

— Отлично, — сказал я, постаравшись не засмеяться. — А теперь вторая загадка. Откуда у датчанки такой английский? Я сам читаю на нем лекции и слышал всякое, но у вас…

Маргарет издала долгий и счастливый вздох, начавшийся с чего-то похожего на тихое мяуканье. И покаталась туда-сюда на хрустящих простынях.

— Ну, я же не расспрашиваю вас обо всей вашей жизни, — сказала она наконец, поднимая к потолку длинный подбородок и снова становясь похожей на недожженную в шестнадцатом веке немецкую ведьму. — А потом, если я скажу вам, что моя бабушка неким образом связана с Елизаветой Второй — она же Елизавета Виндзор — вы же не поверите, правда? И зачем тогда говорить?

— У вас отличный вкус, — сказал мне полковник Зайни (имя на форменной табличке было только одно, большими буквами).

Воскресный завтрак в «Крауне», как и в любом действительно хорошем отеле, — серьезное событие, на него съезжаются даже, наскоро выпив дома чашку кофе, здешние постоянные жители, европейцы и азиаты. В «Крауне» азиатский прилавок — справа от входа, там найдешь что угодно, от гонконгских димсумов в плетеных решетах на пару до все того же индийского хлеба с далом. В последние годы появился арабский прилавок. Ну а европейские радости все так же стоят в центре зала — от сковородок для яиц (и повара при них) до настоящей овсянки.