Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь же… Казалось, жизнь заставляет ее снова наизнанку вывернуться. Наружу той самой Веремеевой, которую она так легко на Тихомирову променяла.
Только теперь-то ее уже не спрашивали. Она должна была первую скрипку играть. Должна была держать на плаву то, во что Ваня вложил столько сил и здоровья, чем горел, ради чего жил.
И Кирилл Прудкой ей помогал. Их однокурсник. Тот самый друг, с которым Ваня захудалую первую квартиру снимал, но дело в том… что Кирилл — не Ваня. Отец — не Ваня. Никто не Ваня. А Вани… больше нет.
Сон…
— Я не понимаю, Тихомиров… Слышишь? Я не понимаю… — Ксюша сидела на кровати, уже другой, но тоже еще съёмной, квартиры, Ваня же так по комнате носился, что у его молодой жены начинала кружиться голова.
— Что ты не понимаешь, принцесса? У нас получилось! — Иван на секунду остановился, подмигнул, потом снова принялся круги наматывать…
— Ну объясни ты по-человечески! — Ксюша не выдержала, голос повысила, пусть и сама улыбалась. Не понимала, почему Бродяга так радуется, но его эйфория была заразительной.
— Мы будем вышки ставить, Ксень… Нам шанс дают. Соберем пару бригад с Киром… Мотаться придется, но… Получилось, зай…
Он был на взводе. И объяснил так себе, но когда подошел резко, сверху навис, целовать стал — жадно, еще сильнее с каждой секундой заводясь, Ксюша даже не пыталась взбрыкнуть, отказать, потребовать все же объясниться нормально…
Тоже целовала, параллельно пытаясь футболку стянуть.
Они уже два года к тому моменту встречались, три месяца как женаты были, а каждый раз до тел друг друга дорывались, будто впервые… Разговор же только потом получился…
— Мы будем по восточным регионам ездить — наши бригады будут ставить телекоммуникационные вышки, а мы — мониторить. Работа собачья… Но Ксюш… Это шанс такой. Деньги пойдут… Съедем с курятника этого…
Ваня говорил, бесконтрольно поглаживая голое плечо жены, Ксюша же улыбалась, наслаждаясь не столько смыслом сказанного, сколько интонацией. Он доволен. Это главное.
— Я люблю это место. Мне тут нравится…
Она искренне сказала. Ей вообще везде нравилось, где он есть. Да только Ваня все никак в это верить не хотел. Хмыкнул, взглядом комнату окинул, вспомнил ту, в которой она жила, пока от родителей не ушла, хлопнув дверью… Ее спальня, как вся эта квартира. Кровать — размером с эту комнату. Как же… Нравится… Не к этому она привыкла. Не этого заслуживает.
— В нашей квартире тоже понравится. Дождись только…
* * *
Настоящее…
Ксюша открыла глаза, не поняла сначала, где находится, проморгаться попыталась…
— Вот черт…
Весь день голова болела, не давая покоя. Ни первая таблетка не помогла, ни вторая. Вот она и решила на диван присесть, свет выключить, подышать немножечко…
А потом вырубилась. И снова Ваня. Снова больно. Снова, как живой…
Ксюша посмотрела на часы — восемь вечера. За окном темно уже. Осень как-никак. Октябрь. На телефоне пять пропущенных. Четыре от матери, один от Максима…
Она решила сначала его набрать…
— Ты звонил?
— Узнать хотел, когда и куда вас сопроводить нужно…
— Я на работе еще посидеть хочу… Если надо — отпускай ребят… И сам езжай к семье…
— Вы же знаете, Ксения Игоревна, я не могу… — Ксюша губу закусила, кивнула, не заботясь о том, что он этот жест не увидит и не почувствует…
— Я благодарна тебе очень, Максим. И Ваня… Он тоже был бы очень…
— Вы ведь не верите тому, что о нем говорят?
— Не верю…
— Вы уникальная женщина, Ксения Игоревна… — она улыбнулась грустно, взгляд на фотографию упал, которая на столе стояла. Там не он изображен был. Она.
Это та фотография, которую Ваня тут поставил.
Уникальная женщина. Ксения Игоревна. Смотрит лукаво, легко улыбаясь… Ксюша не знала, почему Ване так эта фотография нравится. Но и убрать не посмела. Она вообще пыталась ничего не менять. Будто… Будто он вернуться может и злиться будет…
— Я не уникальная, я просто Ваню знаю… Ладно, я спущусь через десять минут. Отпускай ребят, а мы на твоей машине доберемся, хорошо? И утром на работу завезешь тогда…
— Все же уникальная…
Ксюша скинула, собираться начала…
Работница года. Полдня дурью маялась, все собраться не могла, вторую половину спала на диванчике.
Набрала мать, положила телефон на стол, громкую связь включила…
— Алло, детка, почему не отвечаешь? Я волнуюсь! — голос действительно встревоженный был. В искренности переживаний Ксюша не сомневалась. Да только… для нее эти переживания с некоторых пор только дополнительным камнем на сердце.
— Занята была. Не могла ответить. Прости…
— Ты скоро домой? Мы с отцом ждем…
— Я… — Ксюша снова взгляд на свою фотографию бросила, вздохнула… — Я хочу в квартиру заехать. У меня там вещи кое-какие остались, надо забрать…
— Так может ты Максима попросишь? Или Кирюшу? Не надо тебе ехать туда, дочка…
— Я там переночую, мам. Отца поцелуй за меня…
Ксюша не дожидалась, пока Нина ее уговаривать начнет. Скинула, на телефоне беззвучный включила, в сумку забросила.
В конце концов, не пять лет давно. Почему в двадцать могла условия родителям диктовать — где учиться, с кем встречаться, за кого замуж выходить сама решала, а тут… Отпрашиваться начинает, когда хочет просто домой к себе вернуться. В кровати родной поспать. Рубашки его перебрать снова…
* * *
— Отвезешь меня в квартиру? — Максим отреагировал не так, как Нина, но тоже удивился… Замер на пару секунд, бросил взгляд в зеркало заднего вида, по лицу Тихомировой скользнул, кивнул…
— Вас подождать там надо будет, а потом домой? — спросил будто с надеждой…
— Нет. В квартире останусь. Утром заберешь, пожалуйста…
Снова кивнул, поехал…
Макс молчал, Ксюша в окно смотрела…
— Вы же не ужинали, Ксения Игоревна. И не обедали, наверное… Может мы заедем куда-то?
— Не хочу, спасибо.
Не соврала. Есть категорически не хотелось. Каждый прием пищи в каторгу превращался. Состояние — мечта любой «диетчицы», да только… Ксюша ни одной «диетчице» такого не пожелала бы.
Вещи подвисать начинали на фигуре, щеки впали… Ваня не одобрил бы. Он любил, когда она слегка в плюсе, они даже ругались по этому поводу. Он откормить все пытался, Ксюша — скинуть. Он настаивал, что задница мельчает, она — что ладонь крупнеет. Так и жили… счастливо… Теперь он уже и не нашел бы ту самую задницу, вероятно.