Из полуоткрытой двери послышался глухой стук открывшегося люка и голоса.

Китайцы сновали туда-сюда, перетаскивая на челнок какое-то оборудование и документацию, а Дед поторапливал их.

Несколько раз станция вздрагивала, и Витька чувствовал эти толчки, слышал как после каждого из них росло напряжение в голосе инструктора.

"Да что они там возятся, в самом-то деле!" – успел подумать Витька, как вдруг челнок вздрогнул, раздался скрежет и по сердцу резанул чей-то крик. В тамбуре что-то грохнуло об одну стенку, потом об другую; резкий рывок, челнок завертело, раздался треск рвущегося металла, загомонили китайцы, больно ударило по ушам декомпрессией; резко, как выстрел из пушки, хлопнул люк, и наконец всё стихло.

Челнок висел в километре от станции, кувыркающейся в спиралях замерзающего воздуха. Утечка из трещины в трубе, ещё несколько часов назад небольшая, всё увеличивалась, пока наконец трубу не разорвало пополам. Струя газа под давлением в несколько десятков атмосфер ударила наружу и закрутила станцию. Док, к которому был пристыкован челнок, не выдержал резкой нагрузки на изгиб. Металл лопнул, шлюз разгерметизировался, струёй воздуха подхватило и захлопнуло люк. Китайца, который в этот момент находился в переходном отсеке, выбросило в открытый космос. Дед же в это время держался за скобу люка. И тот, захлопываясь, вывихнул Деду запястье. А потом челнок, ещё не вполне оторвавшийся от станции, резко дёрнуло, и Дед, ударившись о переборку, сломал лучезапястную кость на другой руке.

Витька выскочил на крик, вместе с китайцами подхватил Деда, помог перенести его в пассажирский салон. И только убедившись, что тому больше ничего не угрожает, вернулся в кабину.

Челнок, зацепившись полуразорванным шлюзом за умирающую станцию, раскручивался вместе с нею всё быстрее с каждой минутой. Надо было срочно отстыковываться. Витька ввел команду, услышал как щелкнули замки, но челнок не отцепился, а продолжал вращаться. Изуродованный механизм заклинило. Терять было нечего, и Витька скомандовал аварийную расстыковку и ввёл код подтверждения. Грянули пироболты, и челнок, принеся в жертву станции весь свой шлюзовой отсек целиком, кувыркаясь, полетел прочь. Витька включил автоматическую стабилизацию и, дождавшись когда корабль прекратит вращение, увёл его в сторону.

Когда он появился в пассажирском салоне, Деду уже наложили пневмошину на предплечье, туго стянули эластичным бинтом запястье и вкололи обезболивающее.

– Спасибо, – кивнул Витька китайцам и взглянул на Деда. – Евгений Константинович, как вы?

– Ничего, как-то так, нормально, – ответил Дед. – А ты?

– Я? – и тут Витька почувствовал такую смертельную усталость, что если бы не невесомость, без сил рухнул бы в ближайшее кресло. Адреналин схлынул, и Витьку начал бить озноб. Его трясло и колотило, выгоняя из организма остатки стресса. Дрожь зарождалась где-то в груди, переходила в плечи и живот, корчила руки и ноги и уходила в пальцы. Снова и снова, волна за волной, из груди в разные стороны, как круги на воде.

– Это ничего, ничего, – говорил Дед. – Это бывает. Ребятки, пристегните-ка его.

Витька почувствовал, что его подхватили чьи-то руки, усадили в кресло, притянули ремнями. Но ему было всё равно. Он сжался в комок, дрожь сотрясала его, кресло под ним ходило ходуном и поскрипывало. Потом он почувствовал, что ему закатывают рукав, и увидел чью-то руку со шприцем.

– Не надо, – лязгая зубами, сказал он. – Не надо. Мне уже лучше.

Ему и правда стало легче, волны дрожи становились всё реже, сердце успокаивалось, он чувствовал покалывание в руках и ногах. Значит, живой, значит, нормально.

И тут – как удар – пришло осознание: не нормально! Ничего не нормально! Они на орбите, а топлива нет. Сердце на секунду остановилось и пустилось вскачь.

– Нет-нет-нет-нет-нет, – забормотал Витька. – Нет-нет-нет, не может быть.

Это не с ним. Это всё не с ним. Это всё с Дедом, с китайцами. Он – просто зритель. Он может встать и выйти из зала в любой момент. Это не с ним.

Это с ним!

Он умрёт.

Они все умрут. Они обречены. Кислорода хватит на пару суток. Эвакуировать их невозможно: шлюз остался на станции. Он сам его отстрелил десять минут назад. Заправить челнок невозможно: заправочный штуцер тоже остался на станции вместе со шлюзом. Они умрут. Они точно умрут.

Витьке захотелось завыть, заорать в голос от своей беспомощности, от неотвратимости смерти, от леденящего ужаса. Пещерный страх овладевал им, ломая тонкий ледок цивилизованности, накатывал чёрными волнами, парализовал волю, туманил мозг. Остатками воли Витька смог заставить себя не заорать на весь корабль, а только застонать.

Ну почему, почему это именно с ним? Он мог бы заболеть и не полететь, челнок мог сломаться и не полететь. Наконец, к китайцам мог полететь кто-то ещё, а не они с Дедом. Чёртовы китайцы! Всё из-за них! Будь они прокляты со своей станцией!

Господи, что же делать? Что делать? Господи, если ты есть, спаси нас! Я не верил в тебя, Господи, но если ты есть… ты же всемогущий, что тебе стоит! Ну пожа-а-а-алуйста! Я… я всё что хочешь сделаю. Только верни нас на Землю, только оставь нас в живых! Я ведь даже ещё не пожил. У меня даже девушки вот так, по-серьёзному, не было. Я даже целовался-то всего пару раз! Господи, да я ничего ещё не успел! Ну пожалуйста, Господи…

Он даже не бормотал всё это, а просто жалобно поскуливал, сжавшись в комок и раскачиваясь в кресле. Откуда-то издалека, из другого мира, до него доносились слова:

– Виктор! Виктор! Курсант, отставить истерику! Подбери нюни! Ты домой хочешь или нет?

Витька медленно повернул голову. Его губы тряслись и кривились.

– Какое "домой"? – тихо, шалея от внезапно накатившего бешенства, прошипел он. – Ну какое, к чертям собачьим, "домой"?! Мы на орбите! Без топлива!!! Мудак старый! Понимаешь ты это или нет! Без топлива!!!

Он сорвал голос и закашлялся.

– Я думал, ты мужик, – услышал он сквозь кашель. – А ты, оказывается, тоже… дитя Мадженты.

Виктор наконец совладал с кашлем и прохрипел:

– А что мы можем?

– Что мы можем? – спокойно спросил Дед. – Что мы можем… Ну, например, подумать.

– Нам же ж необязательно идти вниз по стандартной траектории, – втолковывал Витьке инструктор. Они оба уже сидели в кабине в своих креслах и искали пути к спасению. – Нам бы только зацепиться атмосферу. Чуть-чуть. Она нас притормозит. Мы, конечно, отскочим обратно в космос, ну уже на меньше скорости. И так и будем скакать, как плоский камешек по воде, понял? Пока не утонем. И тут главный вопрос: где? Где мы утонем? Чем больше раз отскочим, тем труднее предсказать. А вдруг над океаном?