— Знаю.

— Отлично! Вот Узбекистан, вот Ташкент, вот Фергана, вот Маргилан. Покажи, где примерно находится твой родной кишлак. Читать умеешь?

— Таки тошно, таващ каптан!

— Ищи кишлак.

Якшиликов ищет, но увы, не находит.

— Ладно, Якшиликов, не мучайся, отойди от карты. Задаю тебе два легких вопроса. Ответишь — значит, будем считать, что ты у нас политически грамотный. Итак, кто такой Владимир Ильич Ленин?

— Это… Это…

— Последний вопрос. Кто у нас в стране, в Советском Союзе, самый-самый главный?

— Это… Рузметов Салим Кабирович!

— Вот те на! Кто такой Рузметов?

— Это… раис… колхоз!

— Садись Якшиликов, пять баллов!

(К слову сказать, Якшиликов до самого конца своего пребывания в учебке думал, что находится совсем недалеко от своего кишлака. Что ж, его заблуждение объяснимо. Во-первых, здесь так же жарко, а во-вторых, всю их боевую команду везли из Ферганы, откуда призвался Якшиликов, до приволжского города, где находится учебка, на самолете. Якшиликов, первый раз в жизни летевший по воздуху, сразу же после набора высоты сладостно задремал, а проснулся уже перед самой посадкой. Таким образом, расстояние между Узбекистаном и Средней Волгой в сознании Якшиликова было совершенно минимальным).

Еще случай. Командиром части был полковник Попов. Невысокий такой мужчина, худощавый, чернявый, смуглый. В учебке его очень уважали и боялись. Никогда товарищ полковник голоса не повышал. Курсантов он практически не трогал, да это было и не нужно. Затюканные солдатики, завидев сразу шесть больших звезд (3 × 2 = 6), моментально впадали в состояние оцепенения и застывали в позе под названием «отдание воинской чести старшему начальнику на месте». Мурыжить и без того замотанных курсантов полковник, видимо, считал ниже своего достоинства. А вот офицеров, прапорщиков и сержантов долбал почем зря. Излюбленным наказанием Попова была не губа, не наряды, и не выговоры — он карал устными предупреждениями. «Капитан Фролов, я делаю вам первое предупреждение». Допустим, злосчастный Фролов проштрафился и во второй раз. Аналогично: «Делаю вам второе предупреждение». И вот, наконец, третье нарушение. Попов вообще ничего не говорит, а вызывает начальника строевой части и приказывает: «Откомандировать капитана Фролова в распоряжение генерал-майора Гордеева с сопроводительным письмом». И бедный Фролов едет к генералу Гордееву (начальнику инженерно-авиационной службы армии ПВО), а тот, заранее получив крайне негативную аттестацию, затыкает капитаном Фроловым самую глухую и беспросветную дыру в своем обширном хозяйстве. Примерно то же самое происходит и с нерадивыми прапорщиками. А с сержантами все гораздо проще — их Попов за залеты своей властью безжалостно списывает в боевые полки. Это — худшее из наказаний: в полках с чрезвычайно чванливых и борзых учебкинских сержантов сбивают спесь в течение считанных минут.

И вот в один прекрасный вечер Попов заступает ответственным офицером части и приходит в казарму пятой роты. Рота — на вечерней прогулке (горланит песни и мочалит ефрейторским шагом булыжник по периметру учебки), в казарме только внутренний наряд — дежурный по роте курсант Чатов и свободный дневальный Костаки (оба — греки из Причерноморья). Возле ближайшей койки полковник останавливается и откидывает матрас с одеялом. На подматраснике — скомканные и грязные носки. Грубейшее нарушение устава и соответствующих инструкций! Попов указывает пальцем на позорные носки: «Выкинуть!» Костаки тихо по-гречески говорит: «Это мои носки». Чатов по-гречески отвечает: «Пока спрячь, а когда этот придурок уйдет, положишь на место».

Далее события развиваются несколько неожиданно. Отказавшись от дальнейшего осмотра казармы, полковник Попов приглашает дневального и дежурного в Ленинскую комнату. Стены Ленкомнаты пятой учебной роты никогда еще не слышали такого отборного греческого, турецкого, армянского и русского мата. Исчерпав свои интернациональные словарные запасы, полковник Попов запальчиво объяснил умирающим от страха курсантам, что он чистокровный грек родом из-под Туапсе, и что настоящая фамилия его Попидис, и что весь их разговор он понял как нельзя лучше, и что поступать так, как поступили они, его земляки, которыми он, по идее, должен гордиться, очень даже неправильно.

Расстались земляки почти друзьями.

История номер три произошла при непосредственном участи Игоря. Дело было во внутреннем карауле. Диспозиция — начкар, помначкар, пятнадцать караульных, двое разводящих, пять постов. Вооружение — карабины СКС образца 1943 года — тяжелые и грубые, как дубины. В принципе — охранять в этом карауле нечего, незачем, да и не от кого. Но не будем забывать — в учебке все действия имеют скорее не практический, а дидактический смысл. Курсанты учатся нести караульную службу и поэтому все армейские условности воспринимаются здесь всерьез. Скажем, какая реальная значимость у внутреннего поста номер один? Да, название у него громкое — склад артиллерийского вооружения, но что там внутри? Лафеты, расчлененные корпуса списанных зениток, стволы, имитационные болванки, инертные боеголовки. Склад металлолома — так было бы вернее. И все же денно и нощно возле закрытой и опечатанной двери бдит часовой, регулярно, через каждые 3–4 часа, проверяет при смене печати разводящий, регулярно, через 3–4 часа проверяют несение караула командир роты, от которой выслан наряд, дежурный по части, ответственный офицер, и также регулярно, но уже через день-другой прапорщика Багаутдинова срывают с его насиженного места в любимой каптерке и он, сломя голову, несется обновлять оплывшие от жаркого солнца пластилиновые печати, ибо в противном случае вновь заступающий в караул взвод отказывается принимать пост.

Полторацкого, как толкового солдата, капитан Синявский назначил первым разводящим. В его ведение на ближайшие сутки вошли три поста — пресловутый оклад артвооружения, солдатская чайная и автопарк. Расшифруем понятие «толковый солдат». Полторацкий первым во взводе выучил наизусть все положенное главы Устава гарнизонной и караульной службы Вооруженных Сил СССР. Буквально сразу же после ознакомления с увлекательной книжонкой Игорь начал шпарить наизусть с любого указанного места — с соблюдением строчности и пунктуации, как будто диктовал машинистке: «Часовому запрещается двоеточие абзац… отправлять естественные надобности точка с запятой абзац принимать от кого бы ни было и передавать кому бы ни было какие-либо предметы точка с запятой абзац иметь при себе курительные и зажигательные принадлежности точка с запятой абзац»… и так далее.

Синявский, пораженный памятью Игоря и пренебрегший издевательским оттенком цитирования, поручил уникуму ознакомиться с разделами, касающимися деятельности разводящего. Через полчаса Гоша отрапортовал все заданное с поразительной точностью. Еще через час Игорь доложил командиру обязанности начкара и помначкара, выученные им в порядке личной инициативы. Естественно, судьба Игорька в ближайшем карауле была решена — он стал разводящим.