Мысль о том, что у неё под кожаными штанами ничего нет, пробежалась в моем мозгу огненной стрелой. Я даже потер заломивший висок. Спазм, наверное. Так мама говорит, когда голова у меня начинает побаливать. А ещё меня поразило, что когда Максим наклонилась, от неё явственно попахивало алкоголем. Она ещё и пьяная за рулем ездит! Вот это номер.

Ужасно захотелось прямо сейчас позвонить куда следует и сообщить, что эта дамочка нарушает ПДД! Хотя вот парадокс: я даже не знаю её фамилии. Что полиции скажу? Мажорка Максим катается пьяная? А ещё она любовница моего отца? Да, глупее не придумаешь. И вообще. Я на подлости не способен. Вот если бы Максим была за рулем машины, и они вместе с папой поехали куда-то, я бы высказал ей всё, что думаю. Но она на мотоцикле одна, поэтому пусть сама решает, когда шею себе свернуть. Господи, только бы не убилась…

Ну вот. Опять думаю о ней с нежностью. Да почему?! Я вижу её всего пять минут в живую, а когда на фото смотрел, то не было у меня никаких к ней чувств! Волшебство прямо какое-то. Нелогичное. Ничего не понимаю.

Максим тем временем выкурила сигарету, окурок щелчком пальца отправила прямо в большую кадку с цветком, хотя в шаге стояла урна. Видимо, ей так нравится – демонстративно нарушать правила. Показушница!

– Ладно, пойду, что ли, переоденусь. Буду, как эти павлины, – усмехнулась она.

У меня рот распахнулся от удивления.

– Ты что, поверил, что я в кожаном прикиде в ресторан пойду? – мажорка опять меня высмеяла. Вот… слова нет такого, чтобы выразить мой гнев!

Она удалилась, вихляя круглой попкой. Я вернулся на своё место. Вот и познакомились. Вот и поговорили, как мёду напились. Аж противно. Аж горько во рту и… на сердце так удивительно спокойно. Вроде как оно всю жизнь искало что-то и тут совершенно неожиданно нашло. Наверное, так чувствовали себя золотоискатели, когда бродили по просторам, отыскивая следы желтого металла. А потом, обнаружив крупный самородок, садились и, ласково потирая его грязными пальцами, чувствовали себя счастливыми.

Вот только этот самородок на самом деле та ещё зараза. Саркастичная, колкая, словно ёжик, постоянно стебётся надо мной и над остальными. Как папа с ней уживается? Не понимаю. Я бы с такой, наверное, ругался по десять раз на дню. Не нравятся мне подобные люди, которые всё высмеивают. Или это у них такая защита психологическая? Держат оборону ото всего мира, скрывая свою мягкую, теплую сущность. Боятся, что если пустить кого-нибудь внутрь, тот истопчет всё грязными ногами, сделает больно и свалит в закат.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ничего, я ещё узнаю, какую тайну скрывает это сердце! Эта мажорка, пропади она пропадом! Так было хорошо до её появления. А теперь сижу, словно на иголках! Хуже того: кручу головой в разные стороны, пытаясь её отыскать. Но нигде нет.

Праздник между тем шел своим чередом. Всё, как обычно на таких мероприятиях. Выступления артистов, в основном певцов и танцоров, нелепые и натянутые, а заодно истертые до дыр шутки ведущих: теперь их стало двое, к бородатому пухлому мужчине присоединилась миниатюрная брюнетка. Я заметил про себя, что она – очаровательная татарочка. Веселая, очень улыбчивая.

Почему татарочка? Сам не знаю. По имени определил, наверное, да по внешности – она назвалась Гелой. Прямо как у Булгакова в «Мастере и Маргарите». Только у той было два «л» на конце. И ходила она обнаженной, в одном только переднике, насколько я помню. Интересно было бы на эту, сегодняшнюю Гелу посмотреть в таком наряде. У неё такие красивые бёдра… О чем это я? Ах, со мной снова, кажется, всё в порядке. Интересуюсь другими девушками, как и прежде. Значит, прошло наваждение. И стоило мне так подумать, как на плечо легла чья-то рука.

– Здорово, сынуля! – послышался ироничный и до боли знакомый голос.

– Я тебе не… – начал было огрызаться я, оборачиваясь. И снова залип. Передо мной стояла всё та же Максим. Та, но… другая. Я опять глаз оторвать не смог. Куда пропала затянутая в кожу мажорка? Эта нахалка? Передо мной стояла образец стиля. Солидная молодая леди в шикарном платье с глубоким декольте. В ушах серёжки, на груди – колье. На лице – вечерний макияж. У меня слова в горле застряли. Я откровенно любовался ей и ничего не мог сказать. Как она всё это успела сотворить?!

– Опять ты на меня пялишься, – усмехнулась Максим. – Неудобно же перед гостями. Ещё решат, что ты в меня влюбился, – сказал она, опять наклонившись.

– Да пошла ты… – пробормотал я сквозь зубы и отвернулся, чтобы скрыть охватившее меня волнение. Как же она красива! В голове вертелась фраза, я её отгонял, как муху – «женщина моей мечты».

Вечер прекратил был томным. Максим ушла, но спустя полминуты вернулась с официантом, который нёс ей стул. Он поставил его за столик, попросив меня и остальных гостей подвинуться, и девица наглым образом уселась рядом, словно тут ей и предначертано было. Сделала рукой официанту. Показала на столик и покрутила пальцем в воздухе: мол, организуй. Тот кивнул и умчался.

Вскоре Максим принесли прибор. Она отпустила официанта, налила мне и себе водки из хрустального запотевшего графина, подняла свою рюмку и сказала, глядя на меня с ослепительной улыбкой:

– Давай. За здоровье нашего юбиляра.

Я отказаться не смог. Все-таки родной отец. И всё равно, что пить придется с его любовницей. С мажоркой, которая меня успела уже несколько раз сильно поддеть. Папу я все равно люблю. «И Максим», – прошелестело в голове. «Нет, к ней это не относится. Минутное помешательство. Заблуждение. Как говорил товарищ Соломон, всё проходит, и это пройдет», – сказал голос разума.

Холодная водка пролилась в меня, нагрелась и в финале пути вспыхнула ярким горячим шаром. Вот уже другое дело. Сейчас как следует выпью и буду высматривать какую-нибудь симпатичную девушку. Наверняка тут и такие найдутся. Потом приглашу её на медленный танец, и эта Максим мне уже не помеха.

– Не тормози, пей, – чувствительный толчок в бок. – Между первой и второй промежуток небольшой, – усмехнулась Максим, показывая мне на рюмку.

– Не хочу, – упрямо ответил я.

– Что, мамочка мальчику водочку пить не велит? Или папочка запретил? Так мы ему скажем, чтобы не обижал, –