Она не могла сдержать смех – настолько ей нравилось происходящее. К тому же она уже порядочно выпила.

Она все время выкрикивала:

– Смотрите на меня, я – невеста! – сопровождая эти заявления закатыванием глаз и покачиваниями.

Она выпила три рюмки водки и флиртовала со всеми, особенно со мной.

В назначенное время мы в сопровождении оркестра прошествовали – именно прошествовали – полмили вверх по Касл-Хилл. Нас фотографировали туристы, а банковские служащие, вышедшие на обед, провожали нас взглядами поверх картонных стаканчиков с кофе.

Все шло как нельзя лучше.

Потом было что-то вроде приема у меня дома. Шампанское и паэлья. Габриэль посоветовала вегетарианцам выловить в тарелках все лишнее и отдать ей.

Все присутствующие мужчины не отрывали от нее глаз. Если бы я не знал, где она, я бы нашел ее по направлению мужских взглядов.

Салли и ее подруги вились вокруг Габриэль, желая узнать подробности.

– Сальвадор был так удивлен, когда вы решили выйти за него, – говорила Салли, пытаясь немного посплетничать. – Ему казалось, вы к нему равнодушны.

– Это была наша первая совместная поездка, – объясняла Габриэль. – Естественно, я нервничала. Но мне удалось скрыть это под маской циничной и расчетливой особы. Я была влюблена. А любовь иногда проявляется довольно странно.

Женщины в ответ замурлыкали и поглядели в сторону жениха.

Все шло как нельзя лучше.

И как нельзя лучше было жить рядом с Габриэль.

Обыденное существование наполнилось экзотикой. Забытый браслет в мыльнице. Упаковка противозачаточных средств, выглядывающая из бумажного пакета с продуктами. Ее требование не разговаривать с ней по утрам в течение получаса, пока она сидела на кухне, выпивая по нескольку чашек кофе и разгадывая кроссворд. Тепло ее кожи, когда она лежит рядом со мной на диване. Запах секса от ее тела после того, как мы занимались любовью, и то, как быстро она натягивала штаны, как будто желала спрятать этот запах. Ее пальцы, которые она засовывала в штаны, когда мы сидели в баре, и быстро подносила к моему носу, заказывая водку.

Она была сплошной восторг.

Иногда я себя спрашивал, что же я мог ей предложить. Рядом со мной была восхитительная женщина, сексуальная, понимающая и здравомыслящая. Было ясно, что получал от нее я, но трудно сказать, что ей нравилось во мне.

Я отработал последний день на старом месте, до отъезда оставалась еще целая неделя. Я провел ее дома, занятый сборами. По вечерам мне немного помогала Габриэль, хотя в основном ее вмешательство кардинально меняло весь план сборов. Например, она взяла ящик с моими трусами и носками и вытряхнула все его содержимое в мусорное ведро.

– Могу поклясться, некоторые из этих трусов были куплены, еще когда ты ходил в школу.

Вероятно, она была права, но я испытал шок.

– Я куплю тебе новые, – пообещала она. – Модные. Такие теперь никто не носит.

Я спрашивал себя, что же мне носить, пока не куплены новые.

После этого мне захотелось самому паковать свои вещи.

Во вторник перед отъездом я занимался домашними делами, когда кто-то позвонил в дверь.

Я спустился со второго этажа, размышляя, будет ли у нашего нового дома дверной звонок. Наш дом. Наш. Самое лучшее слово на свете.

На пороге стоял мужчина. Вероятно, он был немного старше меня. Он походил на полицейского, у которого выходной. Седеющий солидный мужчина. Он явно привык быть вежливым с теми, кого презирал и кто в свою очередь презирал его. Его одежда была немного испачкана, как будто он слишком долго путешествовал или слишком давно ему не улыбалась удача.

– Здравствуйте, – сказал он.

– Привет.

Я ждал, что незнакомец расскажет, почему оказался на моем крыльце, но он не торопился с объяснениями.

– Наверное, вам это покажется очень странным… – произнес он наконец.

– Да?

– Здесь живет Джина Лоренс?

– Нет, – ответил я.

Я пытался вспомнить имена людей, которые купили у меня дом и должны были въехать на следующей неделе. В основном я общался с мужчиной, но у него была жена, ее имя никак не шло мне на ум. Возможно, ее звали Джина.

– Джина Тримейн?

– Как?

– Может, сейчас ее зовут Джина Тримейн.

– Нет, – ответил я.

– В этом доме вообще живет женщина?

– Полагаю, это не должно вас заботить, – сказал я. – Можно узнать, в чем, собственно, дело?

– Я ищу женщину ростом пять футов восемь дюймов. Волосы средней длины или даже длинные. Вероятно, блондинка, но может быть и брюнеткой.

– Решительно не понимаю, о чем идет речь.

– Очень мягкие руки, – говорил он. – У шеи немного выпуклая родинка. Послушайте, можно мне войти в дом?

– Я занят важным делом.

– Она моя жена.

– Э-э, понятно…

– Как-то в пятницу она просто ушла на работу и больше не вернулась. Она моя жена. Мне пришлось чертовски долго ее искать, но у меня есть основания полагать, что теперь она живет с вами.

– Думаю, вы что-то перепутали. В любом случае желаю удачи в ваших поисках.

Я хотел на этом и закончить, но он занервничал. Схватился за дверь.

– Мне нужно закрыть дверь.

– Вас зовут Сальвадор Гонгола, верно? – спросил он.

Моя фамилия всегда звучит очень по-иностранному, особенно когда ее произносят англичане. У меня, как и у большинства басков, дурацкая фамилия, которую практически невозможно произнести на английский манер.

– Я закрываю дверь, – повторил я.

– Знаете, я не сдамся. У меня есть право хотя бы услышать ее объяснения. Я так долго ее разыскивал. Джина должна поговорить со мной. Она просто взяла и ушла, понимаете? Она обязана дать мне шанс поговорить.

Возможно, дело было в том, что мы переезжали в другую страну и полностью меняли нашу жизнь, но что бы там ни было, мне не составило труда отправить впечатление от странного мужчины на нашем пороге в мусорную корзину, вместе с рецептами, вырезанными из воскресной газеты и ни разу не использованными, загадочной батарейкой в упаковке с надписью «Не выбрасывать» и гарантией на кухонный комбайн, о покупке которого я никак не мог вспомнить.

Когда Габриэль вернулась домой, я бы мог спросить ее, звали ли ее раньше Джина Тримейн и была ли она замужем, – но я не стал этого делать.

Габриэль была прекрасна, она считала, что я ей доверяю. Она видела во мне мужчину, с которым ей хорошо и безопасно, и чувствовала себя выше любых подозрений. А у меня было достаточно опыта общения с женщинами, чтобы понимать, что нельзя добровольно разрушать это ощущение.