Лика тоже сверлит меня взглядом, допрос как-то резко перестает иметь силу, а Валентайн по-прежнему стоит рядом со мной. Его ладонь на моем плече, он так и не отошел от меня ни на шаг. Почему-то именно от осознания этого сейчас хочется плакать, но я держусь. Больше того, через это прикосновение в меня сейчас втекают такие уверенность и сила, что «разводить сырость», как говорила тетя Оля, было бы совершено не в тему.

Спустя какое-то время в кабинет возвращаются военные, они сопровождают взъерошенную, злую как Баба-Яга после неудачной встречи с Иваном-Царевичем, Клаву, и следом за ней — Аникатию. Последним, почему-то прихрамывая, входит Ярд. На скуле у него красуется кровоподтек, под глазом наливается свежий синяк. Последнее настолько меня шокирует, что я почти вскакиваю, чтобы броситься к другу, но Валентайн останавливает мой порыв на подлете. То есть на подпрыге, сильнее надавив на мое плечо.

— Так, — пробежавшись лицом по всем оттенкам цвета — от багрового до мертвенно-бледного, мрачно произносит страж порядка. Мрачно — потому что дочь королевского советника в подозреваемых явно нарушает картину его мира. — Что происходит?

— Вот. — Один из военных выступает вперед, протягивая флакончик с зельем. — Изъято у адептки Эльдор.

— Это все ложь! Мне его подбросили! — кричит Аникатия.

— Кто? — интересуется страж порядка.

— Он! — драконесса тычет пальцем в Ярда.

— Она врет! — возмущается друг.

— Разумеется, я не вру!

Гвалт стоит такой, что в базарный день или на концерте Егора Крида и то тише, и перешибает его только спокойный, негромкий, но удивительно подчиняющий голос Валентайна:

— Всем. Молчать.

Удивительно, но замолкают и правда все, на этот раз даже страж порядка застывает с открытым ртом.

— В случае таких разнящихся показаний у нас остается один вариант: заклинание истины, — спокойно произносит Валентайн. — Солгать под которым совершенно точно никто не захочет.

— Но… архимаг, — вмешивается страж порядка, — это очень серьезное заклинание, оно применяется только с разрешения тэрн-арха Фергана…

— Которого мы, вне всяких сомнений, испросим, — холодно парирует Валентайн. — Должны же мы разобраться в том, почему его сын злоупотребил своей силой на глазах у всех.

Люциан багровеет и смотрит на Валентайна с такой ненавистью, что, кажется, сейчас просто набросится на него. Обстановка накаляется до предела, Аникатия снова вопит:

— Тэрн-арх не позволит подвергать меня такому допросу! Я благородная драконесса!

— Вот и узнаем, насколько вы благородная.

Мне кажется, или он драконит их намеренно? Да нет. Мне не кажется, потому что, когда я все-таки поднимаю на Валентайна глаза, вижу, что он в ярости. В такой ярости я не видела его еще ни разу, и дело даже не в том, что в серебре, затопившем радужку его темных глаз, уже появились прожилки тьмы. Дело в заострившихся чертах, делающих его похожим на хищника, готового разорвать всех и вся.

Из-за меня.

Перебивая эту мысль, в кабинет снова влетает запыхавшийся секретарь.

— Ректор! Ректор Эстре, — он выдыхает, приглаживает шапку волос, кажется, еще сильнее увеличившихся в объеме. — Магистр Симран сообщил, что адептка Драконова пришла в себя.

У ректора уже дергается глаз. Не просто дергается, ее лицо то становится холодным и отстраненным, то черты заостряются, как у Валентайна, обнажая светлую хищницу. Тем не менее сейчас она говорит, чеканя слова:

— Это, вне всяких сомнений, меня очень радует. Но если вам больше нечего добавить, Номбри…

— Как раз есть! София… адептка Драконова мало что помнит, но она рассказала, что в беседку ее отвела Клавдия, и что ей стало плохо после Дорнар-скар, который ей принесла адептка Лузанская. Потом там появились трое парней, которые ее раздевали, а потом — адептка Ларо. Которая ее спасла.

— Что за бред?! — цедит Люциан, а потом, раньше чем ректор успевает его остановить, открывает портал и шагает в него. То, что я вижу краем глаза — лазарет, где находится Драконова, а рядом с ней Сезар и дракон. Самый настоящий дракон, как Ферган, только другой. Ну да ничего необычного, все в порядке вещей.

Портал схлопывается, оставляя меня со всеми, кто не захотел лично уточнить у Софии, что за бред. Ярд рассказывает местному полицейскому, о чем я его попросила — перед тем, как выйти в парк. Найти Эстре или любого другого магистра и отправить их следом за мной. Лика стоит подозрительно молчаливая, уже не пытается встревать в то, что происходит: видимо, поняла, что бесполезно. Что касается Аникатии, она громко требует позвать сюда ее отца, немедленно, и сообщает, что это полный беспредел.

Откровенно говоря, бывшая Люциана никогда особым умом не отличалась. И, судя по тому, что произошло в парке, они с принцем нашли друг друга, так что сыграть бы им свадебку и жить долго и счастливо. Сама эта мысль отзывается внутри какой-то тупой усталостью, единственное, что меня сейчас держит — рука Валентайна. Еще слова Ярда, который рассказывает, как успел перехватить Аникатию, собиравшуюся передать зелье забвения Клаве, чтобы та «навестила» Драконову в лазарете и дала ей «попить». У меня ото всех этих интриг и хитросплетений уже легкая тошнота, а еще начинает кружиться голова.

Я ловлю себя на том, что «выползаю» из-под руки Валентайна, потому что стекаю вниз. На пол. Стекла бы, если бы он меня не подхватил. Столь резкая смена положения оказывается для меня слишком острой, потому что тошнить начинает еще сильнее, а уж когда мы проходим через портал…

Все перепутывается, даже время и действие, потому что я слышу Валентайново:

— С вашего позволения. Адептке Ларо нужен отдых, — уже когда мы в портале? Или в моей комнате в его доме? А почему мы уже в ванной?

В последний раз в этой ванной у меня произошел выброс темной магии, во время которого я тоже мало что понимала. Кроме того, что мы лежим здесь вдвоем и голые… как, в общем-то и сейчас. Его умение растворять мои платья в пространстве — это нечто, хотя навык, конечно же, полезный. Может, платье тут где-то и осталось? Нет, правда?

Я даже выворачиваю шею, чтобы увидеть платье, лежащее на полу, но Валентайн мягко подталкивает меня плечом, заставляя сползти обратно.

— Тихо, Ленор.

— В любой непонятной ситуации тащи голую Лену в ванную, — я хихикаю, прекрасно понимая, что это нервное. Но ничего не могу с собой поделать.

— В следующий раз посажу тебя сюда в платье. — Валентайн складывает руки на моих бедрах без малейшего притязания на секс или хотя бы ласки. — Вода забирает все: и хорошее, и плохое. Для тебя это сейчас лучший вариант.

Какой вариант для меня лучший, я сейчас не уверена, но в том, что этот вариант гораздо лучше допросной, в которую переквалифицировали кабинет ректора — сто процентов. В памяти всплывает, что в тот раз я оказалась в ванной с Валентайном тоже после допроса, после тюрьмы, в которую меня притащил Лэйтор.