– Откуда ты? – спросила девочка.

– С Эрде-Тайрина.

– Не знаю такого места.

Она поговорила с другими; никто не знал.

– Он бесполезен для нас, – подытожил старик.

Этот голос был одним из тех, что ранее звучали настойчиво и сварливо.

У этого старика был низкий лоб и тяжелые плечи. Он неодобрительно причмокнул толстыми губами. Как я уже догадался, здесь были люди из других подвидов, но никого столь же низкого, как Райзер. Мне не хватало его, и теперь я гадал, где очутился мой друг.

– Он прилетел с неба в сосуде, – повторил старик, словно эта история уже стала легендой. – Сосуд упал на сухую низкую траву и разбился, но даже муравьи не сочли человека достойным съедения.

Другой мужчина продолжил:

– Кто-то сверху потерял его. Летящие тени сбросили сосуд. Человек ускорит их возвращение, и в этот раз нас всех заберут во Дворец Боли.

Это мне не понравилось.

– Мы на планете? – спросил я девочку.

Выбранные мною слова означали «большой дом», «широкую землю», «все под небом».

Та покачала головой:

– Я так не думаю.

– Тогда это большая звездная лодка?

– Помолчи и отдохни. У тебя течет кровь изо рта. – Она дала мне еще воды и вытерла мои губы.

– Скоро тебе придется выбирать, – произнес старик. – Твой Геймлпар тебя больше не защитит!

Затем все ушли.

Я перевернулся на бок.

Позже девочка разбудила меня.

– Ты спал достаточно долго, – сказала она. – Язык больше не кровоточит. Расскажи, на что похоже место, откуда ты пришел? Оно на небе? Произноси слова медленно.

Я пошевелил губами, языком, челюстью и приподнялся на локте. Болит все, зато говорить я могу вполне сносно.

– Вы все люди?

Она что-то промычала под нос и вытерла мои глаза.

– Мы зовемся тудеджса, если об этом ты спрашиваешь.

Позднее я понял, что оно означает «люди отсюда» или просто «Народ».

– И это не Эрде-Тайрин.

– Сомневаюсь. Мы находимся между мирами. Мы больше не увидим наш дом. Мы не хотим оказаться там, куда шли. Поэтому живем здесь и ждем. Иногда Предтечи забирают нас.

– Предтечи?

– Серые, голубые, черные. Или их машины.

– Я знаю кое-кого из них, – заявил я.

Девочка поколебалась.

– Они нас не любят. Мы рады, что они давно не возвращались. Перестали еще до того, как небо засияло и наполнилось огнем.

– Откуда пришел твой Народ? – Я махнул рукой на входящих и уходящих людей; некоторые осуждающе чмокали губами и издавали другие неодобрительные звуки.

– Кто-то из них из старого города, где я родилась. Другие собрались со всей равнины, с реки и из джунглей, из высокой травы. Кое-кто пришел сюда пять снов назад, увидев падение сосуда с небес. Один парень пытается заставить людей платить за то, чтобы увидеть тебя.

Я расслышал снаружи потасовку, визг, а затем крадучись вошли трое крепких зевак и остановились подальше от нас.

– Это тот кудахчущий мерзавец, желающий тебя? – спросил я.

Она покачала головой:

– Еще один глупец, который хочет больше еды. Его просто поколотили и вышвырнули.

Девочка явно недолюбливала многих из своего Народа.

– Долина, джунгли, река… город, прерия. Звучит как дом, – предположил я.

– Это не так. – Она со скрытым разочарованием посмотрела на вошедших. – Мы не друзья, и никто не желает, чтобы мы были семьей. Когда наших забирают, это причиняет остальным слишком много боли.

Я приподнялся на руке:

– Я достаточно окреп, чтобы выйти наружу?

Девочка заставила меня лечь обратно, затем выпроводила зевак, оглянулась и вышла. Она вернулась с грубо вырезанной деревянной миской. Зачерпнула пальцами и положила мне в рот немного пищи. Это была каша из перемолотых травяных семян. Вкус варева оказался не сказать чтобы приятным, но по крайней мере проглоченное осталось в животе.

Вскоре я почувствовал прилив сил.

Затем девочка сказала:

– Пора выйти на улицу, пока кто-нибудь не решил убить тебя.

Она помогла мне встать на ноги и отдернула дверную занавеску. Косая вспышка голубовато-белого света ослепила меня. Потом я увидел, какого цвета этот свет, и меня охватило чувство страха и желание оказаться как можно дальше отсюда. Это недобрый свет.

Но девочка настойчиво вывела меня под пурпурно-голубое небо. Прикрывая глаза, я увидел горизонт, вздымающийся, как далекая стена. Медленно повернувшись и вращая головой вопреки боли, я прошелся взглядом по этой стене, пока она не начала слегка изгибаться вверх. Горизонт был искривлен с обеих сторон. Нехорошо, неправильно. Так не бывает.

Земля постепенно поднималась и сужалась, как гора, до тех пор пока я не увидел обе стороны величественной широкой полосы, покрытой лугами, каменными полями, холмами. На некотором расстоянии почти во всю ширину полосу пересекал неровный темно-синий мазок, окруженный скалами, – вероятно, огромный водоем. Всюду виднелись завихряющиеся облака с отходящими от них белыми клочьями, похожие на волнистые шлейфы в чистой реке.

Погода.

Все выше и выше…

Я запрокинул голову, насколько мог без риска упасть, и увидел, что полоса вошла в тень и превратилась в тонкую идеальную ленточку, перерезающую небо пополам и висящую, как темно-синий арочный мост. Чуть выше одной из сторон моста, под углом около ста двадцати градусов, находился источник ослепительного пурпурно-синего света: небольшое яркое солнце.

Повернувшись еще раз и заслонив ладонью синее светило, я изучил противоположный горизонт. С этой стороны стена была слишком далека, чтобы ее разглядеть. Но я рассудил, что с обеих сторон большая полоса должна окаймляться стенами. Это определенно не планета.

Мои надежды исчезли. Положение никоим образом не улучшилось. Я не дома и вообще оказался далеко от любого дома. Я очутился на одном из величайших сооружений в форме кольца, которые так очаровывали и разобщали моих похитителей-Предтеч.

Меня высадили на Ореоле.

Как я желал бы вернуться в тело того молодого человека! Наивного, грубого, неотесанного, не очень умного. Боюсь, за последние сто тысяч лет бóльшая часть памяти о нем стерлась. Мой голос и база знаний изменились – у меня нет тела, которое управляло бы мною, и потому в этой истории я могу показаться слишком уж мудрым, обремененным чересчур глубокими познаниями.

Но я совсем не такой. Все, что я помню о тех днях, – гнев, растерянность, безудержное любопытство, но никакой цели, никаких четких амбиций.