Оставалось два дня до шестидневного срока, когда я вновь натолкнулся на тощего! Я успел вовремя! Стоя за его спиной, я услышал ту же историю и те же слова. Я словно окунулся в прошлое, ощутив рядом с собою живого друга! О если бы это было правдой, если бы это было на самом деле! Волна горьких чувств нахлынула на меня. Сквозь пелену слез скопившихся в глазах я смотрел на колеблющийся мир. Все повторялось, повторялось до малейших деталей, но теперь это происходило не с нами.

Теперь он уговаривал сунуть свои пальцы в лунки троих школьников. Все та же мольба в голосе и тоже умение, и власть убеждать!

Один из них уже поднес к ним руку, когда в их круг ворвался я.

– Не делай этого, иначе ты умрешь! – рванул я его руку, – Вы все умрете, если вложите свои пальцы в эти лунки! – Обвел я взглядом его ошеломленных моим натиском друзей.

В наступившей тишине я оглянулся, всего один удар сердца продолжался этот миг. Люди и предметы словно замерли, исчезли звуки, а я неожиданно пронзительно четко осознал, как дико со стороны выгляжу, что мне никто ни за что не поверит.

– Этот человек убийца! – закричал я, указывая на отпрянувшего от меня тощего, – он убил уже двоих!

На меня смотрели как на идиота!

Тощий, хихикая, пятился к старому дому, ему никто не мешал!

– Убийца! – заливаясь слезами, бросился я на него с кулаками, – Сволочь!

– Мальчик не в себе, – услышал я со стороны.

– Ничего, ничего, я понимаю – успокаивал говорящего тощий. Он был до странности слаб и легок как пушинка, его относило от меня словно ветром, я бил словно в пустоту, не чувствуя плоти.

Кто-то схватил меня за шиворот и оттащил в сторону, меня окружили взволнованно галдящие люди.

Я рыдал во все горло от нахлынувших воспоминаний, от бессильной ненависти к тощему, оттого, что мне никто не верит и не понимает.

– Отпустите моего ребенка! – раздался родной голос, – Немедленно! Слышите!? – И я уткнулся носом в мамин жакет. Так мы и шли несколько метров, я не мог и не хотел открывать глаз, а она, защищая меня от окружавших людей, ласково гладила волосы на моей голове.

***

Весь вечер меня окружили заботой, мама испекла мой любимый яблочный пирог и много смеялась, рассказывая смешные истории, произошедшие с ней на работе. Я был благодарен ей за то, что она ни, словом не помянула мои позорные слезы. Мне было хорошо и весело с ними, с моими любимыми папой и мамой, и я постарался на время забыть все неприятности. Вгрызаясь в торт, я энергично жевал, шевеля от усердия ушами. Здесь – дома рядом с родителями я чувствовал себя защищенным и каким-то совсем маленьким мальчиком.

Мы устроили себе праздник допоздна, смеялись, возились, играли в слова, смотрели фильмы, но всему приходит конец. Мама убрала и вымыла посуду, папа задремал в своем любимом кресле у телевизора, а я пошел умываться перед сном.

Вернувшись в свою комнату я, скинув тапочки, запрыгнул в расстеленную кровать и закутался в белоснежную простыню.

Тихо скрипнула, открываясь, дверь и надо мною склонилась мама.

– Спокойной ночи сынок, – улыбаясь, поцеловала она меня в нос. – Поверь мне, все будет хорошо зайчонок!

Щелкнул выключатель на стене и комната погрузилась в темноту, сразу таинственно заскрипели половицы, а часы завели свою сонную песню – Тик-так, Тик-так, Тик-так.

Наступила ночь!

****

Черный дом возвышался передо мной, закрывая небо. Тусклые фонари отбрасывали на дорогу его огромную тень, что-то шелестело и шуршало в его разбитых глазницах-окнах. Стараясь не шуметь, я осторожно обошел его. Под кроссовками похрустывала осыпавшаяся со стен штукатурка. Я остановился – вот оно! Изъеденные временем сырые кирпичи напоминали кладбищенскую ограду. Я прикоснулся к их сырой поверхности, и холод пронизал меня. Кончики пальцев заледенели, не слушаясь моей команды, а волны холодной ненависти стали захлестывать мой разум. Я закричал и проснулся!

Весь в холодном поту я лежал на скомканных простынях, сердце бешено колотило о ребра. Резко поднявшись, я огляделся – Никого! Только через раскрытое настежь окно с далекой ратуши затихал глухой бой часов. Я находился в своей кровати и у себя дома. На цыпочках подойдя к двери, я прислушался, не разбудил ли родителей мой крик.

Но все было спокойно! Ха! – спокойно, если не считать, что меня била нервная дрожь и в голову лезли дурацкие мысли. Стараясь не шуметь, я натянул обрезанные до колен джинсы и через окно выбрался наружу. Здесь было чуть попрохладней, чем в комнате, но пока я спускался по корявому стволу дерева, джинсы взмокли от пота. Лето стояло жаркое.

Один сандалет слетел с моей ноги и звучно шлепнулся на сухую землю, тихо чертыхаясь, я ползал под деревом в его поисках, там, куда я намеревался попасть, босиком не находишься!

***

Яркая полная луна освещала окрестности как днем. Серебристые, чуть голубоватые улочки встречали меня безмолвные и одинокие. Город словно вымер, даже кошки не попадались на моем пути. В этом не было ничего сверхъестественного, стрелки на моих часах показывали половину третьего ночи. Самый сон!

Мои ноги несли меня словно на крыльях. Страх куда-то исчез! Сон – это всего лишь сон, – убеждал я себя.

Но когда передо мной, за поворотом открылась панорама на старый дом, я вновь почувствовал зябкий холод липкого страха, прокравшегося у меня между лопаток

Дом предстал передо мной точно таким же, как и во сне, разница заключалась в том, что мое тело овевал слабый ветерок, и хотелось нестерпимо пить. Не знаю, почему, но я просто умирал от жажды. Окинув особняк взглядом, я вспомнил, что в кухне второго этажа сохранился единственный водопроводный кран, из которого дворник берет воду на поливку кустов. С некоторой опаской я вошел в темное, лишенное звуков парадное.

Стершиеся каменные ступени без перил привели меня в коридор полный всякого хлама. Споткнувшись, я больно ударился обо что-то коленом, и мой вскрик был единственным звуком в черном провале коридора.

Миновав зияющие дыры комнат, я подошел к кухне и чуть не завопил от ужаса!

Дверь со скрипом стала открываться,…… медленно, с тихим стоном несмазанных петель, она, гулко ударившись о стену, заколебалась в образовавшемся сквозняке, словно приглашая меня войти.

Напряженный, готовый сорваться в побег, я старался хоть что-нибудь разглядеть в темном проеме и чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда мягкие лапки коснулись кожи моей ноги.

– Ой – подскочил я, когда