Если подобный человек найдется, то застолье будет успешным. Можно радостно предвкушать начало пиршества – еще в VI в. до н. э. это ожидание красочно изобразил Ксенофан из Колофона:

Впрочем, истинный «пироначальник» – сам Дионис (Вакх). Именно он руководит пиром – это часто изображалось на чашах для вина, где Дионис восседал во главе участников симпосия, освящая своим присутствием происходящее. И он сам – правило потребления вина. Античные греки смешивали вино с водой (о причинах этого – ниже). Эвен Паросский, поэт IV в. до н. э., пишет об одной из пропорций смешения следующим образом:

* * *

Пикантный образ Вакха, любовно «смешивающегося» с тремя нимфами, на самом деле подсказывает пропорцию соединения вина с другой жидкостью в кратере: на одну меру вина три воды (обитателями вод и были нимфы).

Вино греки воспринимали как утешительный дар «Труды прекращающего» Владыки Диониса. Рассуждения греков и римлян о смысле этого дара вращаются вокруг нескольких взаимосвязанных тем. Вино дано в утешение уставшему от трудов и забот человеку. Оно заставляет забыть о бедах, болезнях, неразделенной любви, неминуемой смерти, хотя бы на короткое время позволяет сердцу биться радостно. Молодых оно воодушевляет, старым помогает вспомнить молодость. Платон утверждал: «Питье вина делает более сильными удовольствия, страдания, гнев, любовь». Вот как А. С. Пушкин перевел двустишие Иона Хиосского:

Для трагического миросозерцания эллинов вино являлось идеальным выражением алхимического «фармакона». Оно – огненный яд, кровь бога, гомеопатическое причастие которой и самого человека заставляет ощущать себя беззаботным и счастливым – богом, хотя похмелье каждый раз напоминает о смертности и конечности человеческой природы, о том, что душа и тело – две совершенно разные вещи. Впрочем, похмелье – управляемый процесс, если помнить о его неизбежном наступлении еще вечером…

Один из замечательных призывов отбросить заботы оставил нам древнейший античный лирик Алкей (VII–VI вв. до н. э.):

И еще:

А вот что пишет о целебной силе вина поэт Мелеагр из Гадары (I в. до н. э.):

Асклепиад Самосский, живший в III в. до н. э., призывает сам себя:

С Асклепиадом согласны подражатели Анакреонту:

Постоянный спутник Диониса – Эрот, и это еще одно доказательство алхимической природы вина в восприятии древних греков. Вино подстегивает сексуальное желание, пробуждает в душах воспоминание о любви, заставляет увидеть объект своего чувства еще более совершенным – и воспеть его на симпосии. Как говорил римский комедиограф Тереций: «Без Цереры и Либера нет Венеры». Множество античных чаш украшено надписями «такой-то красив» или «такая-то красива». Греческий Эрос по природе своей был бисексуален и прекрасно разбирался в удовольствиях, которые каждый из полов может принести. Он избрал пир в качестве одного из излюбленнейших мест своего обитания. На чашах для вина постоянно изображаются обнаженные сатиры, спутники Диониса, пародирующие и в этой пародии обнажающие человеческую страсть к удовольствиям, рожденным вином. Они собирают виноград, выжимают его сок, тащат мехи с вином, пируя, поднимают чаши – и при этом обязательно изображаются во всей своей исключительной мужской силе. Эрегированный фаллос сатира непомерно велик, он разительно контрастирует с античными изображениями полового органа у обнаженного мужского тела. (Как известно, эстетическое чувство эллинов требовало, чтобы мужские фигуры были носителями небольшого по размерам пениса.) Торчащий, словно сук, фаллос не мешает сатиру поучаствовать в других делах: виноделии, поклонении Дионису, возлияниях. Он – еще одна сторона стихии, которая не только пьянит, но и возбуждает. Сатир, гонящийся за нимфой, тот же самый, что тащит мех с вином. Если же «под рукой» нимфы не оказывается, в качестве объекта страсти может быть использована опустевшая амфора, превращающаяся в импровизированное влагалище.

Сатиры просто бравируют своей сексуальностью, а людям только и остается, что подражать им. Обнажение – лейтмотив изображения пира в греческой вазописи. На одних чашах раздеваются юноши-эфебы, готовящиеся исполнить или военный танец (пирриху), или же движения с чашами для вина. На других это гетеры, которые собираются возлечь рядом с пирующими. На третьих – сами симпосианты, которые, кажется, спешат достичь состояния вечно хмельных и вечно жаждущих сатиров. И когда греческие художники живописуют «пикантные» сцены симпосия, их участники демонстрируют резко возросшие в размерах фаллосы: как будто вино накачивает их до размеров сатировых «корней». Одно из самых знаменитых изображений играющих с чашами симпосиастов показывает нам обнаженного юношу, который делает нечто вроде гимнастического мостика и держит на своем животе большую наполненную вином чашу. При этом его фаллос в полной боевой готовности – возникает впечатление, будто именно им он и поддерживает сосуд.