В квартире у Катерины царил полумрак — только так и можно было спастись от жары. Хозяйка хлопотала возле газовой плиты — варила кофе. Большое блюдо с истекающей медом пахлавой стояло на столе, на кружевной салфетке. Эти салфетки были предметом гордости Катерины, считавшей, что именно они придают ее скромному жилищу тот самый уют, который отличает дома состоятельных людей.

Женщины уселись за стол и принялись болтать, потягивая сладкий кофе и время от времени отрезая себе по маленькому кусочку липкого золотисто-желтого лакомства.

Элени и Катерина знали друг друга с детства. Ничто из того, что происходило на улицах их города, не ускользало от внимания Катерины, сделавшей распространение информации главным делом своей жизни. К слову сказать, она могла отдаваться этому занятию душой и телом, поскольку не имела ни мужа, ни детей, которые требовали бы к себе постоянного внимания.

Не один час прошел в разговорах о жизни знакомых горожан и в предположениях относительно того, кто, что и с кем. Элени больше слушала, чем говорила. Она любила эти послеполуденные посиделки с закадычной подругой — за их умиротворяющую пустоту, за редкую возможность отдохнуть.

Было около восьми, когда Элени, вдруг взглянув на часы, засобиралась домой. Выйдя от Катерины, она пошла на центральную улицу купить что-нибудь к ужину.

Спускаясь по мощеной улочке, ведущей из Кастро — верхней части города, господствующей над портом, — в нижний город, Элени услыхала гудок теплохода и прибавила шагу. Панис не любил, когда она слишком поздно накрывала ужин. Если ему, голодному, приходилось ждать, у него всегда портилось настроение.

Элени безропотно подчинялась маленьким мужским капризам, переходящим от отца к сыну. Она к ним уже привыкла. Ее отец тоже требовал, чтобы завтраки, обеды и ужины, делящие его рабочий день на определенные отрезки, подавались в строго отведенное для них время. Для близких ей мужчин регулярность приема пищи служила своего рода защитой от превратностей жизни. Как будто смерть не может сделать свое страшное дело, если вы садитесь ужинать всегда в восемь вечера. У мужчин и женщин на этот счет разные взгляды — Элени это понимала. Мужчины называют такого рода представления внутренними убеждениями, что никоим образом не меняет их сути.

Внезапно Элени остановилась посреди улицы. У нее родилась идея: “Панису на день рождения я подарю шахматы. Мы будем вместе учиться играть”.

Эта мысль легла ей на душу подобно тому, как вечернее шелковое платье нежно ложится на обнаженное плечико танцовщицы в сверкающем свете люстр. Она не будет гулять вечером по Елисейским Полям, не будет пить кофе на Больших бульварах и не выучит этот удивительный язык. Зато она будет играть с мужем в шахматы, как играют состоятельные парижане.

В голове Элени еще никогда не рождались столь смелые и безрассудные планы. У нее даже дух захватило.

Когда Элени с тяжелыми сумками вошла наконец в дом, ее встретил Панис в подчеркнуто дурном настроении: ему пришлось дожидаться ужина. Элени не стала оправдываться, а, прошмыгнув в кухню, занялась готовкой. За столом все молчали. Закончив есть, Панис встал, поцеловал Элени и Димитру в лоб и тихо сказал:

— Ну, девочки, я пошел.

Элени кивнула, в свою очередь поднялась и стала убирать со стола. Потом мыла посуду, слушая протяжные песни по радио.

День рождения у Паниса через неделю. Шахматы надо подобрать какие-нибудь очень красивые. Элени, однако, быстро поняла: это будет не так-то легко сделать. Слухи в Хоре[2], где все друг друга так или иначе знают, распространяются со скоростью ветра. Вообще-то ей всегда нравилась эта домашняя атмосфера, когда, где бы что ни стряслось, все обсуждалось с интересом и доброжелательно. Но в ее случае это мешало, она бы предпочла не привлекать к себе внимания.

Не могло быть и речи о том, чтобы пойти в какой-нибудь магазин в старом городе и там выбрать шахматы. Такую вещь невозможно купить незаметно. В тот же день все станет известно Панису, и никакого сюрприза не получится.

На следующий день она отправилась в один из портовых магазинчиков, предназначенных главным образом для туристов. Элени не была знакома с хозяином: местные жители очень редко туда захаживали. С напускным безразличием она оглядела полки, но шахмат не увидела. Спрашивать у хозяина было рискованно. Хоть он и не знал ее лично, вполне вероятно, что общался с кем-то из ее знакомых. Вежливо улыбнувшись хозяину, она ушла ни с чем.

Зайдя в бар неподалеку и заказав Нескафе-фраппе[3], Элени задумалась. Кого можно посвятить в это дело? Больше всех подходил ее брат, уже давно покинувший Наксос и занимавшийся продажей сельхозмашин на Санторини. У них сохранились теплые отношения, но виделись они редко, два-три раза в год, по семейным и религиозным праздникам.

Потягивая холодный сладкий кофе, Элени перебирала в памяти других близких ей людей, но никто не подходил. Женщин она исключила сразу. Оставались знакомые мужчины и дети. К Яннису ей совсем не хотелось обращаться: он посчитает идею до того необычной, что не сможет сохранить тайну. И ласковая Димитра, любимая дочка, совсем не помощница ей в этом деде. Дочка ли пойдет покупать шахматы или она сама — разницы никакой. Нет, так не годится.

Внезапное появление Катерины прервало ее размышления. Обрадованная нежданной встречей с подругой, Катерина уселась рядом и принялась болтать без умолку. Элени попыталась было слушать ее вполуха и думать о своем, но куда там — мысли захлебнулись и потонули в потоке Катерининых слов.

Вечером тоже не удалось выработать план действий. Панис остался дома. Он был весел, ему хотелось поговорить. Элени пришлось отложить принятие решения на завтра, пятницу.

Пятница была подходящим днем для решения проблемы: по пятницам Димитра возвращалась домой только вечером. Элени пораньше закончила работу и села в автобус, идущий в Халки. Встреченному на остановке Армянину она сказала, что едет навестить родителей, — что может быть естественней? Он попросил передать им привет, Элени пообещала.

Дорога шла через горы и равнины. Прежде она очень любила этот путь — ей так хорошо мечталось, когда она смотрела на меняющийся пейзаж за окном, но на этот раз дорога показалась ей слишком длинной. Элени хотела поскорей убедиться, что разработанный за ночь план можно осуществить.

Приехав в родную деревню, она пошла не по привычной дороге, мимо оливковой рощи, а свернула на мощеную улочку, ведущую вверх. Надо было поторапливаться: обеденное время — самое лучшее для визита.

Немного поискав, она нашла наконец каменный домишко цвета охры в окружении измученного жаждой сада. Внезапно ее охватило сомнение, накатила волна какого-то смутного страха: как ее встретят после стольких-то лет? Она уже была готова повернуть назад, не сделав того, зачем пришла, как вдруг услыхала шаги, будто бы приближающиеся к двери. Глубоко вздохнув, она нажала на звонок.