— Сейчас, amada, — не унимался Раф. — Брось все.

Повинуясь, Элла кивнула, повернулась к дворецкому и протянула корзинку:

— Замените меня? Я хочу помочь нашему гостю, — а потом безропотно позволила схватить себя за руку.

Они молча влились в вихрь танцующих. Перехватив ее взгляд украдкой, Раф вопросительно поднял бровь:

— Что, сильно изменился за пять лет?

— Как сказать…

Теперь Элла рассматривала его не таясь.

Черные как смоль волосы, серые пронзительные глаза… Она всегда считала Рафа невероятно привлекательным, но не отдавала себе отчета, почему. Сейчас она взглянула на него другими глазами, замечая то, что было недоступно прежде — слишком была молода.

Эта его необузданная страстность, первобытная, неотделимая от него, как плоть и кровь, сексуальность, — какой наивной нужно было быть, чтобы не замечать этого! Наверное, сбивали с толку осторожность, с которой Раф обнажал свои подлинные чувства, и холодный расчет, с которым он подходил ко всем, попадавшим в сферу его интересов. Губительное сочетание: раскаленное пламя страсти манит, арктический взгляд отрезвляет — такого не приручишь.

— Перемены так печальны?

Элла склонила голову набок, осмелившись поддразнить:

— Добавилось морщинок. — Сеточка у глаз и складки в уголках рта лишь подчеркивали его внутреннюю силу и зрелость. — И седины на висках.

— Годы не щадят мужчину, — задумчиво сказал он.

— Годы не щадят ни мужчину, ни женщину, — засмеялась Элла, но вдруг стихла. — Ты стал безжалостней. Холоднее. Хотя куда уж больше.

— Тут не годы надо винить. — Он напрягся.

— Не годы… меня? — прошептала Элла. Раф не ответил, лишь крепче прижал ее к себе — как женщину, которая дорога, а не которую презирают. Это уж чересчур. Быть так близко — и знать, что ее чувства не разделяют!

— Так о чем ты хотел поговорить?

— Сначала потанцуем. — Его рука нащупала чувствительную впадинку в изгибе ее спины, пробуждая ощущения, которые должны были умереть еще пять лет назад. — Поговорим потом.

Элла закрыла глаза, чтобы уберечься от его влияния. Но это лишь усилило ее ощущения: другие органы чувств включились в игру. Его ритмичное дыхание над ухом. Шелест шелкового платья о смокинг. Дурманящий аромат его тела — запах дождя, ветра, теплой земли. Уверенные движения… Крепкие мускулы — не в угоду моде, не от элитного спортзала, а от тяжелой работы, многолетнего труда до ломоты в спине. Недостает лишь одного… встретить губами его губы, воскресить тот вкус…

Элла открыла глаза. Смотреть только на него! Взять себя в руки! К своему ужасу, она почувствовала неодолимое искушение потянуть за узел галстука, раздвинуть ворот рубашки и дотронуться языком до бронзовой шеи. Она хочет его, как и пять лет назад, всем телом и душой.

— Что с тобой? — шепотом спросил Раф. — О чем ты думаешь?

Что ответить, если она не способна сказать ему правду, если страх твердит: «Беги!», а желание шепчет: «Останься!» Страх победил. С невнятным бормотанием Элла выскользнула из его объятий и бросилась бежать среди танцующих пар, желая только одного — скрыться. Что с ней творится? Зачем Раф пожаловал на бал? Оба вопроса одинаково ставили в тупик, из которого не выбраться, если Раф будет рядом.

Сад — вот где можно укрыться! Элла спустилась вниз по центральной лестнице. Кто-то из приглашенных уже прохаживался перед библиотекой, где муниципальный представитель деловито регистрировала заявления желающих вступить в брак. С дежурной улыбкой Элла прошмыгнула мимо гостей, чуточку позавидовав взволнованным, счастливым парам, которые готовились пожениться. Миновала столовую, фуршетные столы и через застекленные двери вышла в сад. Проскользнув в едва заметную брешь в кустах, укрылась там от любопытных глаз, уронила голову на грудь и дала волю отчаянию.

По пятам за Эллой следовал Раф. Это было несложно: ее золотистый наряд указывал путь, как мерцающий луч далекого маяка. Когда она выбежала в сад, он чуть было не потерял ее из виду, но тотчас же догадался, куда она направится. Если б он не знал о той бреши, то не нашел бы ее. Все же ему пришлось походить, отыскивая секретный проход.

Место лучше не придумаешь — уединенное. Будет время нажать на все пружины, не опасаясь постороннего вмешательства. Как часто раньше вдвоем с Эллой они скрывались на этой потайной поляне, защищенной непролазными кустами…

Раф тогда прилетел в Неваду по делам — искал инвесторов для строительства своего отеля на западном побережье Коста-Рики — и нанял Эллу в качестве временной помощницы: она так здорово поладила с Шейн, его сестрой. Какая ошибка!

Для Эллы — сущей, в ее двадцать один год, мечтательницы — это было первым рабочим местом. Они понравились друг другу решительно и бесповоротно. Его командировка, первоначально рассчитанная на три месяца, растянулась на год.

То было непередаваемое время, когда он обнимал ее и целовал до тех пор, пока земля не уходила из-под ног. Казалось, их любовь будет такой же неистовой, как песчаные бури в пустыне, такой же обжигающей, как зной полуденного солнца. Он бредил ею! Элла была для него наваждением, наркотиком. И незаметно поверил опять, что в этом мире есть место чуду. Глупец!

Тяжело вздохнув, Раф отогнал воспоминания — пока его решимость не пропала. Не для того он так долго ждал!

Пробравшись сквозь кусты, он шагнул на поляну, и увидел Эллу — и будто получил удар в солнечное сплетение. Он силился унять дрожь в коленях, схватить ртом воздух, сдержать лавину чувств — тщетно, самообладание покидало его.

Maldito[5]? Что за видение! Только посланница небес может быть так чиста и благословенна, как эта женщина. Ради спасения своей души он должен оставить ее нетронутой.

Но так же явственно он понимал, зачем пришел сюда: он — не святой, он — человек с присущей ему жаждой обладания. Поэтому Раф не отступил, а стоял, молча любуясь великолепием этого идеального создания, которое скоро будет его.

Лунный свет рассыпал серебряную пыль на черные волосы девушки и придал перламутровую томность коже. Платье в греческом стиле льнуло к гибкому телу, подчеркивая, как выразительно оно расцвело. Угловатость юности перешла в плавность женственности: налившиеся груди, тонкий стан, округлые бедра.

Раф судорожно сжал кулаки. Он желал ее, хотел насладиться каждым сантиметром этого тела. Сдерживало одно — опущенная голова Эллы, словно она потерпела поражение. Он шел на этот вечер уничтожить женщину, причинившую столько горя сестре, и ни один мускул не дрогнул бы на его лице. Но, видя Эллу — беззащитную, уязвимую, страдающую, — он не мог идти по ранее избранному пути, пока была хоть слабая надежда на ее раскаянье в том, что она совершила пять лет назад. Если нет — он примется за старое.

Должно быть, Раф невольно пошевелился, — Элла вдруг прислушалась и с грациозной настороженностью лани повернула голову. Их взгляды скрестились: холодный, беспощадный — хищника и встревоженный — жертвы.