Но Ленин был слишком авторитарной натурой, чтобы надолго ограничивать себя ролью хотя бы и первого, но все же только одного среди трех равноправных членов правящего триумвирата».

То есть, по мнению историка, речь идет о борьбе за власть во фракции. Как отмечает другой известный историк Юрий Фельштинский: «Дело в том, что в это самое время Ленин получил известие об успешном завершении еще одной операции, дающей в кассу БЦ большие деньги. Настолько большие, что стало выгодно не делиться ими со старыми соратниками – Красиным и Богдановым, а поссориться с ними, обвинив их в присвоении денег от тифлисской экспроприации, а новые деньги забрать себе».

* * *

Почему такие люди, как Камо, бойцы самого что ни на есть переднего края борьбы с царизмом, оказались в итоге задвинутыми даже не на второй, а как минимум на третий план? И почему замалчивается деятельность Большевистского центра? Неужели дело в том, что их методы борьбы за денежные знаки впоследствии были признаны «неблаговидными»? Думается, что это на самом деле мало волновало тех, кто впоследствии писал и, что гораздо важнее, редактировал учебники по истории партии. Очевидно, причины этого надо искать в другой плоскости.

Во-первых, на фоне «робингудов – экспроприаторов» революционная борьба главных вождей большевиков выглядела как-то неубедительно. Взять хотя бы того же самого Владимира Ильича. Да, была подпольная деятельность, да, была ссылка в Шушенское и тому подобное. Но как ни делай эту ссылку «тягостной и полной лишений», она, по большому счету, таковой не выглядит. И уж тем более такой не является жизнь в эмиграции, в которой Ленин, как известно, с 1908 года провел десять лет до самой февральской революции 1917 года. Судьба товарища Сталина в этом смысле выглядела более привлекательно, и все же и она блекла на фоне той опасности, которой ради дела революции подвергали себя Камо и другие «добытчики» денег для партии.

И второй момент. Эксы эксами, но они не могли в полной мере обеспечить потребности тех, кто готовил революцию. Был и еще один источник денег – пожертвования людей, сочувствовавших революционерам. Здесь были совершенно удивительные повороты, как, например, судьба знаменитого Саввы Морозова – одной из выдающихся фигур российского предпринимательства, помогавшего большевикам организовывать подпольную деятельность и забастовки рабочих.

Собственно говоря, Савва Морозов и подобные ему были представителями того самого класса, к искоренению которого стремились большевики. Что, однако, совершенно не мешало им принимать от «буржуев» деньги. С точки зрения редакторов учебников по истории КПСС, факт «не очень героический». Но опять же, не в этом заключается причина того, что деятельность Большевистского центра, как и вся система финансирования революционной деятельности, начиная с 1905-го и заканчивая 1917 годом, была практически закрытой темой. Как писал Борис Николаевский, «знакомство с материалами о БЦ (Большевистском центре. – Авт.) позволяет понять причины замалчивания: в его истории было слишком много таких сторон, привлекать внимание к которым советские историки считают нежелательным».

Попытаемся же пролить свет на те «стороны», которые были нежелательными для советских историков, и остановимся на судьбе двух «спонсоров революции» – Саввы Морозова и его родственника Николая Шмита[1].

На первый взгляд, жизнь Саввы Морозова изучена более чем подробно. Немало написано и сказано о его смерти. Но все равно остается какая-то недосказанность и противоречивость. Была ли смерть Саввы Тимофеевича самоубийством, как это было объявлено после официального расследования? Если нет, то тогда откуда прозвучал выстрел, оборвавший его жизнь, – справа или слева? Все эти вопросы – это не просто одна из загадок истории, они непосредственно касаются темы данного очерка.

* * *

Как и очень многие российские купеческие династии, семья Морозовых происхождения была самого простого. Крепостной крестьянин села Зуева Московской губернии Савва Васильевич Морозов, родившийся в 1770 году в старообрядческой семье, работал ткачом на небольшой фабрике некоего Кононова. Поднакопив денег, в 1797 году он завел собственную мастерскую, при этом оставаясь в крепостной зависимости от своего помещика Рюмина. Поначалу дела Саввы шли ни шатко ни валко, но после 1812 года резко пошли в гору. Дело в том, что знаменитый пожар уничтожил практически все ткацкие мастерские Москвы. Потребности в тканях были огромны, и Савве благодаря этому удалось разбогатеть – настолько, что в 1820 году он сумел выкупить себя и всю свою немалую семью из крепостных за баснословные по тем временам деньги – 17 тысяч рублей. В 1850 году Савва Васильевич отошел от дел, а спустя десять лет умер, оставив дело сыновьям.

Еще в 1837 году старший сын Саввы Васильевича Елисей открыл в селе Никольском красильную фабрику, таким образом фактически отделившись от отца. Его сын, Викула Елисеевич, существенно расширил дело – в 1872 году он основал бумагопрядильную фабрику, а в 1882-м учредил паевое «Товарищество Викула Морозов с сыновьями». Именно поэтому эту ветвь семьи Морозовых часто называют «Викуловичами».

Главой другой ветви Морозовых долгое время был Тимофей Саввич Морозов – младший сын Саввы Васильевича. Тимофей Морозов – квинтэссенция российского дельца второй половины XIX столетия. Человек невероятно предприимчивый и жесткий, суровый по отношению к окружающим, в том числе и родным, и энергичный. Морозов оснастил свои фабрики новейшими английскими станками и другим оборудованием, пригласил на работу самых прогрессивных инженеров своего времени как из-за границы, так и русских. Но при этом он выжимал последние соки из своих рабочих. 15-тысячное население села Никольское (ныне это город Орехово-Зуево Московской области) находилось фактически в феодальной зависимости от хозяина. Тимофей Морозов ввел жесточайшую систему штрафов за малейшие нарушения. В среднем рабочие были вынуждены отдавать хозяину от четверти до половины своего и без того невеликого заработка (за 1882–1884 годы он снижался пять раз).

Если учесть еще и адские условия труда, то неудивительно, что именно на фабрике Тимофея Морозова вспыхнула первая в России массовая стачка рабочих. Забастовка, начавшаяся 7 января 1885 года, первоначально напоминала обычный погром – рабочие разгромили контору, лавки, квартиры директора и мастеров. Однако руководителям стачки быстро удалось прекратить погром и повернуть выступление рабочих в организованное русло. Поначалу правительство действовало в привычной манере – разогнать и арестовать. 17 января стачка была подавлена, более 600 человек было арестовано. Однако масштабность Морозовской стачки и последовавшие за ней выступления заставили правительство пойти на весьма значительные уступки. Например, в изданном в июле 1886 года Законе о штрафах были отражены многие требования никольских забастовщиков. Более того, на суде над зачинщиками стачки всесильный Тимофей Морозов, вызванный в качестве свидетеля, в глазах публики превратился в главного обвиняемого. Савва Морозов вспоминал об этом суде: «В бинокли на него смотрят, как в цирке. Кричат: «Изверг! Кровосос!» Растерялся родитель. Пошел на свидетельское место, засуетился, запнулся на гладком паркете – и затылком об пол, как нарочно перед самой скамьей подсудимых. Такой в зале поднялся глум, что председателю пришлось прервать заседание».