Пусть я и не была в этот вечер с Дэвидом, но уж думать о нем мне не возбранялось. О его карих глазах, подернутых поволокой нежности, о пушистых, чуть завивающихся волосах… О мягких губах, заразительном смехе… Если бы это помогло мне выиграть конкурс, я даже смогла бы представить, как он меняет колесо моего автомобиля или навешивает полку в кухне. Но как описать все его достоинства, уложившись в какие-то пятьсот слов? Мне для этого и пяти тысяч не хватило бы! Однако выбора не было, так что пришлось сразу сочинять сокращенную версию.

«До встречи с Дэвидом мне всегда казалось, что любовь — это досужие выдумки людей, которым просто нечем заняться» — так я начала.

Прежде чем заполнить журнальный купон начисто, я набросала аж три черновых варианта. Затем, аккуратно выдрав купон, я сползла с кровати и, морщась от боли, похромала к столу ночной дежурной. Поразительно, но, помимо целой стопки конвертов, в ее сумочке нашлась даже почтовая марка. Я поинтересовалась у медсестры, не удивляет ли ее, что пациенты посреди ночи выпрашивают у нее почтовые марки. А в ответ услышала, что как-то раз больной из урологического отделения упрашивал ее сделать ему минет.

Затем эта добрая самаритянка пообещала, что утром, когда сменится, опустит конверт с моим опусом в почтовый ящик, и я возвратилась в свою палату, приняла пару таблеток и вскоре заснула.

На следующий день, как только разрешили посещения, меня навестили папа с мамой. Джо и Джейн, по их словам, отсыпались после вчерашней гулянки. Оказывается, во время рождественской мессы Джо вела себя совершенно возмутительно. Так, впрочем, бывало всегда.

Папа с мамой внимательно наблюдали, как я разворачиваю подарки. Японская керамика с глазурью. Очень мило. Большущая банка соли для ванны с лавандовой отдушкой (идеально подходит, чтобы заглушать запах кошачьей мочи, — хотя этого я предкам, конечно, не сказала). Новая ночная рубашка (черная и очень строгая, с отложным бархатным воротничком и тесемками — такую вполне могла надеть Мария Стюарт в ночь перед казнью).

— Та, в которой ты была вчера, показалась мне немного прозрачной, — пояснила мама.

— Как ты заботлива! — воскликнула я.

— Надеюсь, когда ты в следующий раз угодишь в больницу, то будешь уже во всеоружии, — торжественно произнесла мама, поправляя мне подушку.

Откровенно говоря, меня такая перспектива не слишком прельщала. Однако родителям всегда свойственно делать полезные подарки. Я же ждала на Рождество лишь одного настоящего подарка. От Дэвида. (Не говоря, конечно, о новорожденном Иисусе.) «Интересно, что преподнесет мне Дэвид? — думала я, разворачивая три очередных шоколадных апельсина от отца. — Украшения, духи, пару компакт-дисков? Или, может, совершенно прозрачную ночнушку?»

А на другой кровати Марина так же радостно квохтала над подарком мужа — черной ночной рубашкой, точно такой же, как у меня. Можно подумать, что эта пара решила больше не заводить детей!

— А Дэвид звонил? — осведомилась я, в четвертый раз выслушав рассказ о безобразном поведении Джо во время ночной литургии. (Моя непутевая младшая сестрица то и дело громко икала. Принимая причастие, споткнулась и растянулась во весь рост. А чего еще, скажите на милость, ожидать от девчонки-подростка, весь вечер напролет лакавшей ликер «Бейлиз»?)

— Дэвид? — переспросила мама. — А с какой стати ему нам звонить?

— Да я так просто подумала, — ответила я, пожимая плечами. — Может, ему захотелось спросить, как у меня дела. Сюда он мне не звонил.

— Наверное, он скоро придет, — предположила мама. — Видимо, хочет тебе сюрприз устроить.

Однако настало время обеда, а Дэвид так и не появился. Я с трудом заставила себя вкусить больничной стряпни. Индейку, поданную по случаю Рождества, похоже, нашпиговали фаршем из историй болезни.

В три часа дня, когда сестра Марвин отдернула шторы, ограждавшие мою кровать (таким образом меня защищали от пистолетов, стреляющих шариками для пинг-понга, которые принесли с собой малолетние бандиты, дети Марины), мои надежды вспыхнули вновь. Медсестра известила меня о приходе посетителя. Однако это оказался не Дэвид, а Эмма, моя подружка, на пару с которой я снимала квартиру. Мое лицо вытянулось.

— Что ты здесь делаешь? — тупо спросила я.

— Не изображай такой восторг по поводу моего прихода, — сказала Эмма, устраиваясь в изножье моей кровати.

— Я думала, ты сегодня обедаешь у своих родителей, — нелюбезно сказала я.

Эмма усмехнулась.

— Неужели ты думаешь, что я не воспользуюсь удобным случаем, чтобы улизнуть из дома и избавиться от необходимости стоять, пока королева не произнесет свою длиннющую речь? — спросила она.

Я понимающе кивнула.

— Значит, тетя Мэвис все-таки сумела к вам приехать? — осведомилась я. — Она ведь, помнится, в доме для престарелых живет, да?

— Угу. Едва рассвело, как двое дюжих санитаров вкатили ее к нам на инвалидной коляске. Представляешь, как легко ей требовать, чтобы мы все стояли как пни во время королевской речи? Сама-то в коляске сидит! Кстати, старушка просила тебе привет передать. И вот этот подарок. Ты ведь у нас теперь тоже инвалид.

С этими словами Эмма небрежно бросила на мое одеяло небольшой сверток. Я взяла его без особого восторга, поскольку была уверена: внутри носовые платочки, украшенные монограммами. Похоже, их запасы у престарелой тетушки Мэвис поистине неисчерпаемы.

— В чем дело? — спросила Эмма, видя мое замешательство. — Что тебя смущает? Цвет, что ли, не тот? Ну, ничего, зато я припасла для тебя нечто иное. — Она раскрыла сумочку и извлекла из нее продолговатый, аккуратно упакованный предмет. Подарок меня сразу заинтриговал. Я выхватила его из рук Эммы и стала нетерпеливо ощупывать, пытаясь угадать по форме, что за сюрприз приготовила мне подруга.

— Так, любопытно, — с расстановкой промолвила я. — Уж не та ли это вазочка на одну розу, которую я видела в «Либерти»?

— Пф! — презрительно фыркнула Эмма. — Стала бы я тратиться на такую муру! Разворачивай!

Я поспешно сорвала красочную обертку и… тут же об этом пожалела. Тимми, пятилетний сынишка Марины, стоял у моей кровати и во все глаза пялился на мои подарки.

— Что это за игрушка? — спросил он, в то время как мои глаза от ужаса превратились в блюдца. — Батарейки для нее нужны или с ней можно сразу играть?

Господи, ну и угораздило же меня выбрать такую легкомысленную соседку по квартире!

— Что это за столбик? — переспросил Тимми, святая простота, глядя, как я лихорадочно пытаюсь завернуть фирменный вибратор «Черный красавец» в обрывки оберточной бумаги. — Пистолетик, что ли? Покажите мне его. А я вам свой покажу.

— Нет, это для… работы в саду, — сбивчиво пояснила Эмма. — Ямки копать. А ты мне лучше дай свою пушку посмотреть.