– Танцор, тебя вроде Матвей зовут? – спросил босс, выдохнув длинную струю дыма, цокая языком и пытаясь сделать колечки.

– Именно так, – я кивнул. – Я чем-то могу помочь?

– Можешь Матюша, можешь, – парень всячески старался придать себе грозный вид, копируя, как минимум Дона Корлеоне. – Но для начала ответь мне на один вопрос. Тебе что плохо здесь? Мы что плохо вас защищаем? Или тебя плохо воспитали родители? Ты зачем залез на территорию Бахрама? Мутки его копируешь, клиентов отбираешь? А?

– Я, вообще-то, сирота. И это пять.

– Чего пять?

– Пять вопросов, на какой отвечать-то?

– Ты мозги мне не еби, – босс подскочил, дернув шланг кальяна так, что тот зашатался на столе, – Ты попал, собака! Парни, держи его.

Обступившие меня кожанки подцепили меня за руки и чуть приподняли, так чтобы я только на цыпочках мог коснуться грязного пола.

– Короче, – Иван уселся обратно. – Слушай сюда, щенок. Раз ты такой дерзкий, я продам тебя цыганам. Сделают из тебя инвалида, и будешь у метро на дощечке с колесиками отрабатывать. Ха-ха, как говорится, плохому танцору и ноги мешают, да?

– Иван Угулбекович, здесь какое-то недоразумение, – я поерзал, проверяя насколько крепко меня держат. – Разрешите я сделаю один звонок, и мы может как-то иначе все порешаем?

Босс растянул губы в мерзком подобии улыбки, но кивнул. Сначала мне, мол дешево ты не отделаешься, а потом своим бойцам, чтобы отпустили одну руку. В угрозы я поверил, если реально отдадут цыганам, то там не только без ног, но и без всего остального можно остаться, и будет какая-нибудь Гюльчатай меня овощем с коряво написанной табличкой катать. Но не верю, что отдаст – просто торгуется.

Я достал телефон левой рукой, сделал вид, что задумался, кому звонить. Потом улыбнулся, набрал службу точного времени и когда в трубке послышался голос, поплотнее прижал динамик к уху и затараторил.

– Мое почтение, да, мы здесь с вашим сыном сейчас общаемся, – я говорил достаточно громко, чтобы окружающие меня услышали, и оценивал реакцию. – Да, все сделал, как вы и говорили. Реакция? Охо-хо, достойная! Да, убедителен. Суров, но справедлив. Отличного сына воспитали. Трубку передать? Ага, сейчас…

Я оторвал трубку от уха, где уже давно была тишина, и оглядел собравшихся в зале. Все замерли. Иван смотрел на меня, прищурив один глаз. Скорее всего он мне не верил, но как же ему хотелось, чтобы это была правда. Я пожал плечами, изобразив пантомиму: я как бы не знаю, но тебя просят к телефону, и протянул руку в его сторону. А потом потянулся вперед, освобождаясь из тисков. Почувствовав слабину, выдернул руку, злобно посмотрев в глаза братку, типа еще припомню, и сделал два шага к столику.

Терять-то уже нечего.

Надо просто вырваться из «Чайхоны» и валить. Мне не привыкать, схема давно отработана. Сорвать куш или ввязаться в движуху и вовремя отступить. Так и живем!

Как только босс начал подниматься навстречу телефону, я ударил. Аккурат долбанул по краю стола, толкая его вперед. И главное – роняя кальян так, чтобы угли полетели в сторону курильщика. Не дожидаясь матерного вскрика, на лету распахнул телескопическую дубинку и ударил ближайшего охранника по коленке. Развернулся, подныривания под летящим кулаком, и влепил по ноге второго, выбивая и ему коленную чашечку.

Замахнулся на водителя, пытавшегося выбраться из-за стола и, не прощаясь с боссом, ломанулся на входную дверь. Выбил ее плечом, припечатав бегущего на шум Бахрама, запнулся об него (хотя, может, и специально пнул) и побежал мимо куривших с охреневшим видом дворников.

За спиной раздались крики. Сначала мат вперемежку с угрозами от босса, потом визг Бахрама и топот десятка тяжелых ботинков по асфальту. Оглянулся – пипец, будто орда несется, размахивая ломами и метлами.

Бежать, бежать, бежать!

Я выскочил на Арбат. Зацепил каких-то панков, наяривавших под гитару «Перемен требуют наши сердца». Врезался в толстого иностранца, и перевернул мольберт знакомого карикатуриста, раскидав баллончики с краской.

Впереди заметил свою группу. Парни уже расстелили фанеру, разминались и настраивали музыку. Разглядел Настю, на какой-то своей волне пританцовывающую с закрытыми глазами.

Отбросил мысль бежать к ним, чтобы не втягивать в разборки, и резко свернул в переулок. А оттуда в следующий, перебежал улочку, юркнул в узкий проход, перескочил через школьный забор, стараясь оторваться.

Но погоня только расширялась. Как снежный ком, орда обрастала все новыми участниками. Какой-то дрищ цепанул меня метлой и тут же в плечо прилетел кончик лома. Спину словно током прошибло, заскрипел порванный пуховик, но удар только прибавил мне скорости.

Под визг тормозов и истошный гудок клаксона выскочил на Гоголевский бульвар, растолкал стоящих на светофоре прохожих и налетел на чей-то капот. Отмахнулся, что цел, и побежал в сторону Арбатской. Добежал до Знаменки, но повернуть не смог – там уже встречали ордынцы, оттеснив меня вниз в сторону Большого Каменного моста. И, как назло, ни одного мента, одна машина гайцов и те смотрят в другую сторону. А сзади уже опять слышны крики воинства Бахрама.

Сориентировавшись, я побежал по Знаменке, планируя разогнаться по прямой до Моховой, а потом до библиотеки со входами сразу в три метро, где был шанс потеряться в толпе, да умчать на поезде.

Я уже несся мимо Дома Пашкова, оббежав по газону вещавшего экскурсовода и стайку туристов, как меня сбили с ног. Мелкий гаденыш хоть и пыхтел, обливаясь потом, но догнал, метнув мне в спину черенок от лопаты. Я покатился кубарем, налетел на ограждение и впечатался лбом в фонарный столб.

Черт, больно же! Кепка частично смягчила удар, но все равно в глазах брызнули искры, а сквозь гул в ушах послышался испуганный вопль женщины-экскурсовода, вроде даже свисток и кряканье мигалки. Я попытался проморгаться, глядя на старую громадину архитектурного памятника, но колонны устроили хоровод то растягиваясь, то шатаясь. А с крыши здания в нашу сторону неслась странная черная туча.

Какая-то сердобольная женщина пробовала меня поднять, спрашивая по-английски, все ли у меня в порядке. А я не мог отвести взгляд от летящих по воздуху темных искрящихся комочков. Неужели сотрясение и это первые глюки? Или это всего лишь птицы или насекомые, а воображение рисует не пойми какую хрень? Внутри все вопило об опасности. На границе зрения мялся Бахрам, не решаясь устраивать разборки в толпе, но страшно было ни из-за него.

Что-то иррациональное на границе паники и адреналина скреблось по позвоночнику, вызывая волну обильного пота. Черная туча приближалась, толкая перед собой поток морозного ветра. Но вроде не глюк