колес, тем реже становятся леса могучих сосен, елей и берез. Отдельные островки зелени-заросли небольших кривых деревьев — кое-где встречаются среди распластавшейся равнины. Вглядываясь мимо последнего вагона в ровную линию горизонта и мысленно откладывая расстояние сотен вымеренных километров, невольно вспоминаешь, теперь далекие, северные леса. И кажется, что только теперь начинаешь ясно понимать красоту своих лесов.

Вспомнится последняя прогулка по грибы: тихий, волнистый шелест деревьев, свежесть, бодрящая тело, шляпки грибов, прячущихся в сырой росистой траве. Вспомнишь веселые игры на лесной лужайке и думаешь: почему же я тогда так хладнокровно относился к красивейшим уголкам своего леса? Почему же я только теперь чувствую, насколько он мне мил и близок? Почему только теперь начинаешь придавать особое значение своим обычным шутливым побегам в лес за ягодами, за грибами, на лесную поляну, по которой вьется задорный лесной ручеек-речушка.

Почему же?

А почему жители этих равнин так равнодушны к видам своей местности. Вот выбежала веселая ватага моих сверстников-ребятишек и резкими криками и помахиванием платочка провожает быстро несущийся поезд.

Неужели и они, выросшие здесь, не замечают красоты окружающей их природы? Неужели и они считают обычным явлением спокойствие необ'ятных равнин, уходящих своими берегами в даль нежного голубого неба?

Вероятно!

Вероятно и они еще не научились любить природу, любить так, чтобы понимать ее ценность, оберегать и чувствовать ее красоту.

Может быть и им придется побывать в наших краях с угрюмыми, трескучими зимами, в наших лесах, посмотреть на наши деревни и села. И, наверное, они будут так же любоваться природой севера, как и мы, высунувшись из окошка вагона, любуемся меняющимися видами Украины и Крымского полуострова.

Вот, вот они — мелькающие украинские хаты, словно сошедшие с картинок школьных книг. Они прижались к земле своими белыми приземистыми стенами с небольшими оконцами, под тяжестью больших шапок — соломенных крыш. Словно здоровенькие дети-крепыши, с аккуратно причесанными головками, ласковые и миленькие, привлекающие к себе и радующие своим видом, разбежались белокаменные избы в кругу больших украинских сел. Только какой-нибудь озорник, словно поссорившись со своими товарищами, отделился в сторону и насупился там одиноким хутором.

Несется поезд навстречу новым селам. Скрываются они своими золотистыми головками в зелени фруктовых душистых садов. И сами по себе отчеканиваются в мозгу задушевные, простые обрывки из произведений об Украине:

„Чуден Днепр при тихой погоде.."

„Тиха украинская ночь…“, нежно окутывающая своим темно-синим покрывалом росистые поля, призывая к отдыху от упорного труда летней, горячей страды.

ПЕРВАЯ ВОЗДУШНА

— Когда я был, значит, в последний раз в своем отряде в деревне нашей, то меня послали в больницу. Поди, говорят, там посмотрят тебя. Я и пошел, значит, к дохтуру нашему. А со мною еще было много желающих. Но их не послали, потому не бедняки они были. А мы беднее всех в деревне, да дохтур сказал:

— Тебе, говорит, ехать нужно в Крым. Поезжай, говорит, и поправляй свое здоровье.

На лице двенадцатилетнего рассказчика заиграла улыбка. Он поглядел на своих то-варищей, разместившихся вокруг него, и продолжал уже более ровным голосом:

— Так вот, значит. Как сказал это мне дохтур-то, я выбежал из больницы да вместе с вожатым к мамке.

Как хорошо дышать крымским воздухом!

— Мамка, кричу, я в Крым еду!

А она, непонятливая, посмотрела на меня, да и шепчет: „Чтой-то ты, говорит, свихнулся что ль. В Крым-то баричи, бывало, ездили, а разве, говорит, нам можно. Что ты?“

— Спроси, говорю, вожатого нашего, коли мне не веришь.

Ну, вожатый-то наш уселся, значит, на скамью и давай ей рассказывать. „Верно, говорит, едет твой Мишутка в Крым, в лагерь-санаторию, значит, направляется. А там-то, говорит, море, солнышко печет, прямо жарит, а воздух-то, говорит, аромат, что ни на есть самый лучший". И давай и давай. А мамка сидит и плачет… У меня это, значит, все нутро Крымом переворачивается, а она плачет:

— Баричи, говорит, только ездили, а тут мово Мишутку, да в Крым. Да кого ж это благодарить мне?

— Рыкова, говорю ей, благодарить надо. Это он Ленина замещает и для нас все делает, а вожатый добавляет: „Власть, значит, советскую “.

Ну, вот я и поехал в Крым, а когда в отряде провожали, так тоже плакали многие. Не иначе, как им завидно было.

— Оно верно, что власть советская о нас заботу имеет, — вступила в разговор белокурая девочка. — Я так думаю: при старом режиме не токмо что, а собираться рабочим и крестьянам не давали. Разгоняли. Терпели, терпели рабочие, да с Лениным и устроили Октябрьскую революцию. А потом Ленин лагерь велел нам сделать. Вот нам его и устроили. В прошлом году моя подруга там была, так она и песенку пела такую:

Лагерь нам устроил РОКК,

Комсомол ему помог.

Вот, значит, кто выходит!

РОКК — это Российское общество Красного Креста. А потом она еще пела:

Пионеры не дремали,

Ему тоже помогали.

— Как же это пионеры-то помогали?

— Таки помогали… Мы, например, в этом году деньги собирали на восстановление Артекского лагеря после землетрясения.

— Это и мы собирали.

— И мы…

— И мы… С кружками ходили, спектакль ставили.

— А самое главное в том, что это лагерь пионерский. Там все по-пионерски делается. Пионеры сами организуют свою жизнь в лагере. И при этом опытом обмениваются и каждый раз чего-нибудь новенького привозят с собой в лагерь. Вот как помогают, — раз‘яснил вожатый. — Вы тоже должны свою самодеятельность проявлять.

— Смотря какую самодеятельность, — сквозь смех перебил вожатого лежавший рядом с ним самый маленький ционер. — Вот я вспомнил-то что! Послали это нас в амбулаторию на осмотр, сразу трех: Гришу, Петю Голосова да меня. Идем мы по Ленинской улице и думаем каждый про себя: „Зачем их выделили на обследование, пошел бы я один, меня бы и послали в Артек". Идем, значит, и как будто сердимся друг на друга. Ну, вот Петя и говорит:

— Я, говорит, обману доктора: скажу ему, что не ем ничего, что живот болит, в горле хрипота подступает, кости ломит и еще что-нибудь придумаю.

А я так подумал: „Нужно правду говорить, к тому же и не обманешь доктора, на то он и доктор".

— Пришли мы в амбулаторию, они и давай врать. Вы чудаки-то! А меня осмотрел доктор, сам все посмеивается да на меня поглядывает и говорит:

— Хочешь в Артек ехать?

— Конечно хочу, отвечаю ему, а у