и выкрикивали речевки. Организованные группы болельщиков, сидя в своих секторах, распевали песни и кричали в громкоговорители. Папа говорил, что в Японии в пятидесятых годах бейсбол позволял очень тихой культуре выплеснуть в игру свои нешуточные страсти.

Несмотря на то что игра была дружеской, спортивное противостояние США на стадионе приобрело тяжелый и недобрый привкус. По словам отца, игроки Страны восходящего солнца больше всего на свете хотели победить защитников звездно-полосатого флага.

— Я тогда почти желал им победы, — всегда говорил папа. — Я знал, что семья моей девушки была среди болельщиков, и мне не хотелось чем-либо оскорбить их, особенно до того, как я с ними познакомился.

Когда он рассказывал эти истории, там всегда присутствовала «его девушка». Я ни разу не слышала ее имени, и он никогда не рассказывал их, если мама была где-то поблизости. Если я о ней спрашивала, он всегда качал головой, выпускал воздух из раздутых щек и говорил:

— Она была особенная, вот так.

Он тоже был особенным, и я его обожала.

Мужчина, который пил шнапс, как его отец — словак, копировал походку Джона Уэйна и умел прясть разноцветные нити, как никто другой.

Вот только мне было сложно понять, что в некоторых его историях правда, а что — вымысел.

— А что такое правда, как не та история, в которую мы заставляем себя поверить? — говорил он мне, подмигивая, касался кончика моего носа и оставлял меня самой решать, во что верить.

И мне по-прежнему приходилось искать ответ на этот вопрос самой.

Однако это письмо, из Японии, было самым настоящим.

— Тигры продули, — сказал папа, напугав меня.

Он отправился к холодильнику, открыл его и стал рассматривать его содержимое.

— Пообедаешь?

Он должен был что-то поесть, он таял на глазах. Сначала его постройневшая фигура привлекала массу комплиментов, но восторги постепенно иссякли, а вот потеря веса не прекратилась. Даже его руки, те самые, которые выполняли броски на переполненном японском стадионе, истончились почти до костей.

Он закрыл холодильник, так ничего и не взяв, подтянул пояс па своем синем халате и почесал небритый подбородок.

— Да нет, не хочу, спасибо. Что это? — спросил он, указав на конверт.

— Я же говорила. Тебе пришло письмо, — я протянула его ему. — Из Японии.

Он молниеносно выхватил письмо из моих рук и сощурился, вглядываясь в надписи на конверте. В одно мгновение его лицо лишилось всякого выражения. Прижав письмо к груди, он развернулся на месте и молча ушел в свою комнату.

Я немного подождала и пошла за ним, чтобы найти его замершим посреди темной комнаты, все еще не отрывающим взгляда от конверта. Задернутые шторы не смогли удержать любопытные лучи солнца, и мои глаза страдали тем же пороком. Я чуть слышно приоткрыла дверь, и в образовавшуюся щель проник свет, коснулся его плеча и заставил обернуться ко мне. Он посмотрел на меня, прижав ладонь к небритому лицу в безуспешной попытке скрыть выражение, которое до этого я никогда у него не видела.

Он плакал.

ГЛАВА 2

Япония, 1957

Бабушка часто говорит: «Тревога создает маленьким вещам большие тени». А если вещь не маленькая, а большая? И тогда ее тень нависнет надо мной, сгустившись и превратившись в настоящее чудовище.

Я встаю до рассвета, чтобы помочь окаасан, маме, приготовить завтрак из белого риса, жареной рыбы и супа мисо1. Но сама я не голодна. Я слишком взволнована, чтобы ощущать голод.

Мне уже почти восемнадцать, и завтра у меня начнутся омиай — встречи с кандидатами в мужья, которых мне выбрали родители. Хорошо, что сейчас, благодаря тому что американские идеи подтачивают традиционные устои, эти договоренные браки стали только отчасти решением родителей. Решать, за кого из них я выйду замуж, буду я сама. Хотя то, что у меня эта возможность будет, не означает, что я смогу ею воспользоваться. Меня ждет испытание. Одно из многих, которые мне еще предстоит выдержать в жизни.

Беря тарелку из рук окаасан, я кланяюсь отцу и брату, которые входят в комнату, занятые беседой о политике. Их разговоры предсказуемо вращаются вокруг Организации Объединенных Наций, независимости Японии и ее освобождения из-под влияния Америки.

Отец гладко выбрит и носит короткую стрижку — привычка, оставшаяся с ним со времени его службы в армии. На нем темный костюм западного образца, который он надел специально, чтобы впечатлить западных торговцев. Поскольку Таро — ониисан, старший брат — работает с отцом, то он и одевается, и во всем подражает отцу. Он стал почти полной его копией, за исключением острого языка, который он так и не научился сдерживать, как следует достойному скромному сыну.

— Наоко, скоро ты соединишься с Сатоши, и этим браком обеспечишь своей семье безбедное будущее, — самодовольно говорит Таро.

— Этот брак предопределен судьбой, — говорит бабушка, тихо появляясь позади них. Ее тонкие губы сложены в полуулыбку, которая украшает ее дряблые щеки.

Я познакомилась с Сатоши несколько лет назад, и если бы наш с ним брак был предопределен судьбой, я бы точно об этом знала. Так что для меня этот брак будет вынужденным, потому что о моем счастье здесь никто не заботится. Неужели любовь для них ничего не значит?

Я ставлю перед бабушкой чашку и аккуратно наливаю ей чаю.

— Но вы все согласились сначала познакомиться с тем, за кого бы я хотела выйти замуж, — говорю я с такой же тонкой полуулыбкой.

На браке с Сатоши настаивает моя семья. Я же мечтаю стать женой Хаджиме.

— За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, — объявляет бабушка. Она все время говорит пословицами и поговорками, которых знает великое множество. Она использует их как стрелы, но вместо того чтобы использовать их по одной, для более успешного достижения цели она вкладывает по десятку в каждый выстрел.

Я собираюсь с силами и готовлюсь к следующему мудрому изречению, но в этот момент между нами, как щит, встает мама.

— Я думаю, что завтра для знакомства с твоим Хаджиме мы соберемся в саду. Там и устроим чайную церемонию и представимся друг другу должным образом. Наверное, так будет лучше всего, ты согласна?

Пряча глаза от вопрошающего взгляда отца, мама занялась своей прической, поправляя вырвавшуюся на волю своенравную прядь.

В окаасан все аккуратно и красиво. Она изящна и стройна, а ее длинные волосы все еще цвета