Оскальзываясь, свалившись пару раз в холодную воду, разодрав рукав платья, а вместе с ним и руку какой-то корягой, спрятанной в воде: поднявшейся и затопившей все окрестности по случаю весны, да так до сих пор не вернувшейся в свои границы… Я позабыла про боль, не чувствовала холода, почти не ощущала своего тела.

Безумная гонка оборвалась неожиданно.

Момент, когда деревья расплели свои ветви над моей головой, а ветер прогнал тучи, укрывавшие луну и звезды, я пропустила. Просто в один миг оказалась перед залитой лунным светом поляной, выскочив из каких-то кустов, чьи колючие ветки оставили на моем лице и руках тонкие красные полосы.

Вода, потревоженная моими нервными движениями, пошла волнами, смяв отражение необычно большой, полнобокой луны. По землям некогда моего королевства и сопредельных государств ходило странное поверье, будто на территории Сумеречных топей небо находится ниже. Оттого и звезды здесь больше, и луна раздается в размерах…

Над головой зашуршала листва, и я отпрянула в сторону. Налетела на дерево, судорожно вздохнула, в последний момент подавив рвущийся с губ вскрик, и замерла. В небо, с ветки, под которой я только что стояла, слетела странная птица… или не птица.

Мне мало что было известно о болотах, о животных и нечисти, что жила здесь. Я не знала названия странного крылатого существа — помеси летучей мыши и утки, что, легко облетев по кругу поляну, рухнуло в воду ближе к западной границе. Раскинув широкие кожистые крылья по воде, оно несколько секунд лежало так недвижно, после тяжело поднялось в воздух, подняв тучу брызг и держа в пасти извивающуюся длинную тварь, хвост которой оканчивался крючком.

От увиденного мне сделалось не по себе.

Прижавшись спиной к дереву, я захныкала, поджимая поочередно то одну, то вторую ногу. Пока бежала по лесу, не думала о том, что в воде может обитать что-то страшнее пугливой рыбы. Сейчас задумалась.

На несколько минут я просто оцепенела от страха. Боялась сделать шаг, боялась пошевелиться, да даже дышала через раз и все ждала, что в ногу мою вот-вот вопьются чьи-то зубы. Или костяной, хищно загнутый коготь…

Время шло, а на меня так никто и не напал.

Я немного успокоилась.

Загнав поглубже сомнения и страхи, с трудом заставила себя сделать первый шаг. Не на поляну, настолько отчаянно смелой я не была даже в детстве.

Перебираясь от дерева к дереву, я приняла трусливое решение миновать это жуткое место кружным путем. Казалось почему-то, что рядом с деревьями безопаснее.

Выбор мой был верным, и в скором времени я не только миновала поляну, но и выбралась на сушу.

Хотелось плакать от облегчения.

И я бы непременно поплакала, не нарушь мои планы близкий шум. Кто-то продирался сквозь кусты с основательностью медведя и истеричностью голодной белки.

Какое-то время я прислушивалась к звукам, все отчетливее осознавая, что прокладываемый кем-то путь ведет в мою сторону. Выбор у меня был небольшой: либо встретить создание, чем бы оно ни было, распростертыми объятиями, либо отступить обратно в воду и попробовать найти другой путь — от отвращения и страха меня всю передернуло… Либо скрыться в высоких зарослях какой-то тонкой сероватой травы по правую руку от меня. Слева были лишь голые деревца, чахлые и ненадежные.

Я нерешительно приблизилась к траве. Было в ней что-то тревожащее, что не позволяло мне опрометчиво броситься в серую гущу, укрываясь с головой. Подступив чуть ближе, почти касаясь первых травинок пальцами ног, я все сомневалась. Шум нарастал, создание упорно ломилось в мою сторону, хрустя иссохшими ветками кустов, а я не могла понять, что меня смущает.

В основном, смущало меня, конечно, то, что, кроме этой травы, чувствовавшей себя вроде бы очень хорошо на безжизненной больной земле, никаких других растений не было. Только едва живые деревья слева и иссохшие кусты впереди…

Травинки качнулись ко мне будто под порывом легкого ветра, но правда была в том, что ветра здесь не было.

Ноги, где их коснулись тонкие стебли, обожгло болью. Ойкнув, я отступила, задирая подол платья, — на посиневшей от холода коже набухали кровью тонкие порезы.

Я попятилась.

— Наболотник, да? — спросила тихо. Никто ожидаемо не ответил, но это было уже неважно. Прятаться мне было негде, а вернуться обратно в воду я бы не заставила себя и под страхом смерти.

Доковыляв до ближайшего дерева, я тяжело опустилась на землю, прислонившись спиной к тонкому стволу. Влажное платье неприятно липло к телу.

Трава гневно шуршала, то ли ругаясь на себя за поспешность, то ли на меня за нежелание стать пищей.

Мне было все равно. Прикрыв глаза, я слушала, как кусты трещат совсем близко, а сквозь треск уже слышатся тоненькие жалобные подвывания и судорожные всхлипы, и просто надеялась, что это именно тот наболотник, о котором говорил Арис. И это сейчас ко мне спешит царская дочка, а не какая-нибудь местная нечисть, готовая заморочить меня, заманить в свое логово и съесть.

Луна, казалось, спустилась еще ниже, когда из плена цепких веток вырвалась заплаканная и запуганная девушка… девочка. Света стало больше, и я смогла разглядеть то, чего увидеть и не надеялась.

На вид ей было не больше двенадцати лет, быть может тринадцать. Худая, нескладная, как утенок, утративший детский пушок, но не обретший еще взрослой солидности. Глаза ее едва заметно светились в темноте изумрудной зеленью, почему-то будя во мне воспоминания о маме. Ее любимые серьги горели тем же чарующим зеленым светом, ловя солнечные лучи. Я помнила, как забавлялась, глядя на мамины старания подобрать платье под цвет ее любимых искрящихся изумрудов.

По повелению Аратана маму похоронили в них — единственная моя просьба, которую он выполнил. Тогда еще Пламенеющий надеялся, что я сделаю его королем…

Девчонка замерла, трусливо глядя на меня.

— Привет, — прохрипела я. Она отпрянула.

Откашлявшись и смочив пересохшее горло слюной, я попыталась исправить положение:

— Не бойся, я тебя не обижу.

— Ты кто? — громко спросила она, воинственно задирая острый подбородок. Голос ее дрожал.

— Рагда, — просто ответила я. Никаких титулов, никаких званий. Просто Рагда.

Только имя-то у меня и осталось.

— Кто? — растерялась девочка, хмуря густые русые брови, неожиданно отчетливо видные на бледном лице.

— Рагда.

Еще несколько мгновений она недоверчиво смотрела на меня, силясь что-то припомнить, потом призналась:

— Я не знаю такой нечисти.

И я рассмеялась. Не очень вежливо, наверное, но сдержаться не смогла.

Оборвала себя, лишь когда поняла, что смех мой обогатился новыми, истеричными нотками.

— Я человек, — пояснила болотнице, давя последние отголоски нервного смеха.