Дениз отвела в сторону покрасневшие глаза.

— Тебе не больно?

— Ну что ты? Мягко, тепло, уютно… щекотно — кожа новая растет… вот разве что кончиков пальцев не чувствую пока. Но врачи обещают — пройдет.

Правильно, парень, ей незачем знать всю правду. Эх, если бы ты еще научился уважать дисциплину! Едва ли после этого случая тебя оставят в управлении. Лапарра уже небось и рапорт подписал об отчислении.

Я знал, что у Витольда паралич периферийных нервных путей, приведший к мышечному тремору — постоянному дрожанию, и что он испытывает чудовищные внутренние боли от спастических сокращений гладких мышечных волокон внутренних сосудов. Все это наделал Демон, его способность выкачивать энергию из любого энергоносителя, в том числе и из тела человека. То же самое, что и со стажером, произошло с людьми Шерстова, когда Демон вырвался на волю, только помощь к ним пришла слишком поздно. Но главное, что тело стажера тоже претерпело изменения, трансформировалось: руки сохранились, но кости в них потяжелели, стали толще, кожный покров ног стал прозрачным, а пальцы на них срослись в подобие плавников. Кроме того, в груди появились «лишние органы», назначение которых было пока тайной для медиков и биологов. Витольд Сосновский превратился в химеру, нечеловека, но жил. И была у меня, как и у врачей, надежда, что все еще изменится, и тело стажера примет прежний вид, ведь до сих пор следы Демона исчезали, раны от его ударов-появлений затягивались, хотя и медленно, как трансформированный лес, например…

— Ничего, крепись, варяг, — сказал я. — За битого двух небитых дают. Поправляйся, пока мы будем ловить твоего обидчика.

— Он снова ушел?

— О работе постарайтесь говорить поменьше, — быстро сказал врач, следивший за приборами комбайна.

Я кивнул, отвечая обоим сразу. Покосился на молчаливую Дениз.

— Вит, вспомни, пожалуйста, ты бредил каким-то «инспектором» и «спящим джинном»…

— Это не бред, — тихо сказал Витольд. — Не могу вспомнить, как это было. Помню густой цветной туман, головокружение, словно я повис над бездной… а потом сразу все понял! Словно меня включили в память машины. Но, к сожалению, многое забылось, а то, что помню, сам не понимаю… отрывки в памяти… Демон — это… мне послышалось «спящий джинн». В детстве я сказки любил… волшебные… о джиннах тоже, вот и выплыло — «джинн». Он может выполнить практически любое желание, с его помощью можно изменить реальность событий в любом районе Вселенной, повернуть историю вспять, создать новую историю, стать властелином судеб любого народа, человечества в целом… не смешно?

— Не смешно, — сказал я. — Никогда не думал, что волшебные сказки о джиннах могут обернуться жуткой реальностью в нашем далеком от сказок веке. Конечно, кое-какие чудеса из арсенала сказочных джиннов мы можем делать и сами с помощью мыслесвязи и роботов, но изменять реальность мира!..

— Демон — артефакт из другой Вселенной, с двенадцатимерным пространством, его специально оставили, спрятали в скалах Луны, зачем — не знаю, здесь провал в памяти. Помню еще, что управлять им невероятно трудно, наша физика на него почти не действует, лишь биополе эмоционального взрыва, причем в такой концентрации, какой люди создать не в силах. Нужен эмоциональный трансформатор… — Витольд виновато поморгал. — Что он такое, я тоже забыл, хоть плачь. И еще помню, что Демон «спит», он не включен, просто питается во сне…

— Заканчивайте, — сказал врач. — Он начинает волноваться.

Сосновский задумался.

— Пожалуй, остальное помню менее отчетливо. Да, еще «инспектор»… он как-то связан с Демоном, кажется, прилетел за ним, если можно говорить «прилетел», и хочет включить, но ему кто-то мешает, причем не только люди.

— Зо Ли?

— Кроме него, еще кто-то, не земляне, это точно. Может быть, мне действительно все пригрезилось? Ведь все знания я получил мгновенно, как удар по голове!

— Удар, — пробормотал я. Все-таки чудо, что стажер остался жив после объятий Демона. — Кто тебе разрешил снова ввязываться в драку? Кто разрешил вообще выходить из модуля? Выздоровеешь, еще получишь за геройство! Ну пока, мы тебя будем навещать.

— Приходите чаще, а то сбегу.

Врач встал и проводил нас до двери палаты. Дениз так больше и не проронила ни слова. Лишь прощаясь у тайм-фага Симушир-2, снова молча прижалась щекой к моей ладони. Милый мой ребенок, знала бы ты, как оглушающе действует на меня твоя крохотная ласка!..

С Симушира я направился в Торжок, где продолжали работать бригады экспертов техцентра, историков и реставраторов, строителей и ремонтников. Басилашвили и Лилов еще утром направились туда и теперь должны были поделиться своими соображениями о последнем Демон-пришествии. Но, размышляя о Демоне, я не мог даже и представить, какой сюрприз ждет меня в Торжке.

Меня встретил Аристарх, обычно наглухо застегнутый в кольчугу самоконтроля, но сейчас я с удивлением отметил, что он волнуется. Оказывается, железный Видов тоже может волноваться! Отрадная весть. Однако что за причина заставила его взволноваться?

Вместо ответа Аристарх усадил меня в триер, целое стадо которых осаждало «дерево» в центре города, и мы поднялись над Торжком на полукилометровую высоту.

Я не поверил глазам: разрушенные корпуса музеев и старинных зданий вокруг «скульптуры дерева»… стояли на месте, сияя золочеными куполами, металлом крыш и стеклянными витражами окон. Будто и не лежали никогда грудами кирпича и черепицы, обломками бетонных перекрытий, клубками арматуры и деревянной щепы!

Я зажмурился, помотал головой и сказал слабым голосом:

— Это сон! Не буди меня, Аристарх!

— Не сон, — разжал челюсти оперативник. — Это все произошло полчаса назад, я еще никому не успел сообщить, кроме Первицкого. Я работал в группе Лилова, и вдруг внутри, в голове, раздался голос. Не помню точно, что он говорил, но смысл был такой: «Уходите! Уходите далеко, мошкара… не мешайте!» Сначала все подумали — чья-то шутка, а потом стало страшно, знаешь, такой чужой страх, темный, внушенный… Все и отбежали от развалин. Не успели прийти в себя — здания вдруг словно из-под земли выскочили! Вспышка зеленого света — и они уже стоят! Мы сразу-то к ним не пошли, ребята Лилова опытные, замерили параметры среды — ничего, даже радиационный фон в норме…

Я выхватил из рук Видова бинокль и принялся жадно разглядывать город под триером. Музей золотошвейного мастерства, музей льна, Борисоглебский монастырь… церковь Вознесенеия… Спасо-Преображенский собор… все на месте! Целы и невредимы! О великий космос, неужели такое возможно?!

— Но главное там, внутри, — бубнил Видов за спиной. — Здания целы только снаружи, внутри все чужое!

У меня в душе все оборвалось, родник пробившейся радости мгновенно пересох.

— Как чужое?!

— Вот так, сейчас убедишься.

Триер рухнул вниз, и спустя несколько минут мы вышли на площади перед Спасо-Преображенским собором.